[crazy-corals]

И все-таки, никуда мы от них не денемся >.>

Авторы – Каролайна и Безумный Полип
Фендом – Собаки же
Пейринг – Дейв/Бадоу
Рейтинг – огоспаде R
Ахтунг, постельная сцена, инцест, эээ фанон, Джованни фоном, авторы - пидорасы :3

а вам оно точно надо?

Дейв много читает. Серьезные, умные, скучные даже на вид книги стоят на полках в гостиной в несколько рядов, собирают пыль потрепанными корешками. Когда-то Бадоу учился читать их названия по слогам, как азбуку, не понимая смысла. И до сих пор не понимает, а Дейв – понимает и читает даже с интересом, кошмар какой.
Он иногда порывается «разобрать там все к чертям»: отобрать ненужные книги, выкинуть, чтобы не мешались, освободить место для учебников Бадоу. Но каждый раз находит что-то, о чем успел давно уже забыть, бормочет задумчиво «Ну нихрена ж себе, и где я это взял-то…», садится прямо на пол, спиной к полкам привалившись, и – исчезает. Часа на три так.
У Дейва есть очки для чтения - старые, раздолбанные, с отваливающейся дужкой, в тонкой серой оправе. Он ненавидит их люто, но читать без них не может: глаза сразу становятся красные, усталые, и моргает он почти беспомощно, как будто их режет от яркого света. Поэтому Бадоу всегда сам приносит Дейву очки, как только тот берет в руки книгу, и сам их на него надевает – осторожно, медленно, двумя пальцами за оправу держа. Дейв раздраженно морщится – «Спасибо, блин», - но очков не снимает, знает, что надо.
На-до.
Бадоу потом следит за ним, как кошка, забравшись с ногами в кресло и замерев, делая вид, что тоже читает или просто задремал, но на самом деле – ловя каждое движение.
Дейв в очках… это же совсем, черт побери, отдельная история.
Он шарит глазами по строчкам, изредка задерживаясь на пару секунд – видимо, и ему иногда непонятно, что в этих жутких книгах написано. Наклоняет задумчиво голову набок, очки съезжают на кончик носа, грозя свалиться совсем, Дейв фыркает и поправляет их двумя пальцами. Металлическая дужка ударяется о кольцо в брови, звук неживой, тонкий и почти мелодичный. Дейв его, кажется, даже не слышит, он уже исчез опять в своей книге.
Бадоу садится рядом и просто - смотрит. На лицо. На губы, которые повторяют слова какие-то. На пальцы, которыми Дейв и сигарету держит и страницы переворачивает - одновременно.
Бадоу дышит его дымом, кофе носит ему, Дейв не поднимает голову, говорит - спасибо, малой - и тыкается в строчки едва не носом.
Бадоу любуется.
«Читай мне вслух».
Дейв и читает, про композицию в фотографиях, громадные статьи о журналистике, а Бадоу слушает и запоминает, ловит каждое слово в этом голосе - прокуренном, хриплом, наполненным - чем-то.
Нежностью? Привязанностью? Желанием научить?
Кто знает, правда. Бадоу просто смотрит, слушает, восхищается, глотает кофе из его чашки, и их пальцы сталкиваются на ручке. Бадоу краснеет, а Дейв как-то спонтанно проводит по его запястью большим пальцем - ласково, нежно, так горячо, что хочется кинуть книжку в стену и что бы брат отнес его на кровать и долго целовал, черт, но Бадоу все-таки слушает дальше, про композиции, про проявление пленок, про основные ошибки в фотографиях. Ему это то ли важно, то ли нужно, а может и не нужно вовсе, но он - слушает.
Пока Дейв не отложит книгу, не снимет очки - бережно, осторожно - и не протянет малому, потому что Бадоу сам знает, куда их сунуть, что бы Дейв их не уронил или не сел случайно.
А Бадоу сейчас уже нихрена не знает. Он очки берет автоматически, сует в задний карман домашних джинсов и мгновенно про них забывает, потому что Дейв же.
Уже.
Наклоняется к нему.
Бормочет «Не могу больше, черт бы тебя побрал» - шепотом, уже в губы самые, пока не касаясь даже, но у Бадоу от одного этого ноги слабеют, и он тоже чувствует, что не может больше, что умрет сейчас, если не... Дейв прижимает его к себе одной рукой, а другой – под колени подхватывает, как девчонку, а Бадоу закидывает руки ему на шею и сам, первым, целует.
У него воздуха в легких не хватает на выдох, и сердце в груди заходится до боли, и он не видит, куда Дейв его несет, потому что, ну, целуются же всегда с закрытыми глазами.
«Научил, на свою голову», - опять тягуче ворчит Дейв, опустив Бадоу на кровать и на секунду отодвигаясь, чтобы стащить майку.
«Заткнись уже», - почти стонет Бадоу, быстро стягивая свою, и тянется к нему снова, чтобы прижаться уже к голой коже, обвить руками, позволить завалить себя на спину и навалиться сверху… Вот теперь мыслей в голове нет совершенно, только тонкий мелодичный звон, и жар, и безумно хочется застонать в голос, потому что не-вы-но-си-мо.
Бадоу стонет – беспомощно, почти жалобно, почти умоляюще (не «Отпусти меня, что ж ты творишь-то, чудовище?», а «Быстрее, ну пожалуйста, сделай это уже»), и гладит ладонями спину Дейва, чувствуя, что вот еще немного – и...
И хрустят очки у него в заднем кармане.
- Блядь, - смеется Дейв, стаскивая с Бадоу джинсы совсем. Чем не повод, в конце концов? - Ну вот, и очки, и те сломали.
- Блядь, - эхом откликается Бадоу. - Давай уже, Дейв, бля-адь...
Дейв наклоняется быстро, так, что Бадоу выгибается к потолку дугой, что бы Дейв мог его раздеть совсем, и забрать в рот - всего.
- Г-хаа... - шипит Бадоу, словно его душат. В глазах стоят слезы, а о щеки можно, кажется, сигареты раскуривать. Бадоу тянет за короткие волосы Дейва, путается в колком бархате пальцами, толкается в рот его, и выгибается снова в потолок, что бы сильнее, и дышит часто и неглубоко, словно курит легкие дамские зубочистки.
- Дейв!
- Да?
Голос у него хриплый. И нежный, безумно нежный. Бадоу садится, обнимает его - такого большого, теплого, своего.
Дейв вертит в пальцах очки. Ничего такого - они только треснули посредине, по дужке на переносице. Можно скотчем перемотать.
А, еще стекло. Выломанное неровно.
- Я тебе повязку на глаз сделаю. Будешь ее одевать на глаз, а сверху очки. А когда устанешь - я тебе сам почитаю.
Дейв смотрит серьезно и - ласково.
- Я люблю тебя, Бадоу.
- Я знаю, - кивает торопливо, пряча пылающие щеки на груди у брата, и добавляет: - И я тоже тебя того. Люблю.
Потом Бадоу шьет повязку, черную и залихватскую, но потом она просто валяется в ящике, потому что он сам любит читать Дейву вслух.
А еще позже, через много лет, Бадоу смотрит в лицо - белое, в красные простуженные глаза, в которых тоска и боль нерасплесканная, и на разбитое стекло, выломанное неровно, и вспоминает брата, серый металл оправы, его губы - везде на своем теле - и вздрагивает, и не хочет больше смотреть на этого человека - да и человека ли.
От воспоминаний жарко в паху, и он убегает в темные переходы, бьется головой о битум и шипит:
- Не хочу сам. Хочу к тебе.
Пустота насмешливо смеется над ним и затравленно смотрит красными,больными глазами.