[crazy-corals]

Неписец. Давлю из себя каждую строчку, как будто мешает что-то( Надеюсь, пройдет. А пока что - борюсь с этим, как могу.

Фендом: фанонная "Алиса" Бартона
Тип: слэш
Пейринг: Шляпник/male!Алиса
Рейтинг: G
Жанр: ангст .__.
Отречение: отрекаюсь
Ахтунг: АУ, ООС (ну фанон же). Ключ, который я стребовала с Ананасика, перевран бессовестно(((, но общая атмосфера, надеюсь, осталась.

читать

Кто такие привидения? Привидения – это души людей, которые после смерти остаются на земле. Бродят полупрозрачными-пыльными силуэтами по местам, где жили когда-то, проходят сквозь стены своих бывших домов, тоскливо вздыхая и глядя в пустоту бесцветными глазами.
И рано или поздно забывают, как их звали при жизни, кем они были, что любили есть на завтрак… ну и всякое такое. И их все забывают тоже, и либо боятся – еще бы, чудовища же, монстры, «современная наука бессильна…», - либо просто не обращают внимания, как на клочья тумана или рваную паутину.
Пока привидения не умирают повторно, просто потому, что от них не остается даже воспоминаний.
«Странно, - думает Алиса, в который раз пытаясь схватить дрожащей рукой сахарницу, - я же вроде еще не умер… Правда же?».
Он чувствует босыми ногами сквозняк от двери, у него болят синяки с ночи (не Шляпником поставленные, какое там, – просто с лестницы упал в темноте) и ноет плечо - простудил, кажется, в такой холод это немудрено.
Привидение же не чувствовало бы этого всего, правда? Правда?
Ох, как Алисе хочется думать, что это правда. Но…
Он пытается вцепиться пальцами в гладкий фарфоровый бок сахарницы, пока их не начинает сводить от боли – вполне настоящей, как и все его ощущения. Пальцы проходят сквозь фарфор, как сквозь дым абсолемова кальяна или пар от чашки с горячим чаем.
Или как если бы они сами были – дымом, паром, неосязаемым дуновением теплого воздуха. Нервно дрожащие пальцы с посиневшими от холода ногтями, на вид совершенно обычные, - только чуть-чуть просвечивающие, если смотреть сквозь них на свет.
Все совершенно нормально, конечно же.
Алиса просто превращается в привидение. Беспокоиться не о чем.
«Нет, если бы я умер, мне бы об этом, наверное, кто-нибудь сказал», - успокаивает себя Алиса. И тут же задумывается – а кто, например?
Чешир не залетал уже недели две, у него март и полно других забот.
Заяц не заметил бы ничего странного, даже начни Алиса напевать по-японски и связывать ему уши бантиком.
Шляпник… а что Шляпник.
Так и не доделанные шляпы пылятся на подставках, мастерская закрыта давно и надолго, Алиса спит по ночам на диване или вовсе на полу у камина, потому что в их большой общей кровати пусто и смертельно холодно.
Шляпник ушел биться с Валетом – улаживать какие-то их давние общие счеты, еще из тех времен, когда один был тюремщиком, а другой заключенным. Алиса не хочет думать о том, что между ними тогда было.
Алиса вообще не хочет ни думать о Шляпнике, ни видеть его, ни говорить с ним.
- Можешь не возвращаться, - хрипло посоветовал он, когда Шляпник уходил. – Плакать не буду.
- Знаю, что не будешь, - ответил тот, не оборачиваясь. – Потому и ухожу.
И ушел. Даже дверь за собой не закрыл, как будто нарочно заставляя Алису мучительно долго смотреть ему вслед, закусив губу, но не плача, конечно. Обещал же.
Губа, кстати, болит до сих пор, хотя прошло уже… пять дней? Шесть? Неделя?
Кажется, Алиса за это время прокусывал ее насквозь, до крови бессчетное количество раз. Ночами, когда от холода ныли кончики пальцев, и желание выть, стонать, рыдать, черт побери, в голос выворачивало наизнанку. По утрам, когда уходил из дома и бродил по краю болот, вглядываясь в унылые топи на горизонте и непонятно что надеясь высмотреть.
И потом, когда понял, что начинает понемногу исчезать. Что может проходить сквозь стены, а просто повернуть дверную ручку – не может.
В первый раз он над этим даже смеялся. Тихо и безостановочно хихикал, снова и снова пытаясь ухватиться за ручку и снова и снова наблюдая, как пальцы проходят сквозь. Это же правда было смешно – и совершенно невозможно, потому что ну не бывает такого.
Потом, конечно, пришлось поверить. В конце концов, в стране Чудес все возможно – безумные чудеса, да-да, Алиса до сих пор помнит их все, и еще сотни других, которые были после.
В конце концов, когда таешь, как свеча, испаряешься непонятно куда (то ли в пустоту, где тоннель со светом и рай с адом, то ли в обычный, неволшебный, мир, - и неизвестно, что хуже), - это не такое уж и чудо.
Правда же? Правда?
Алисе страшно до безумия. Он бродит по дому, увязая в раньше казавшемся надежным полу, не обращая внимания на запертые двери и тонкие стены, обхватив себя руками, чтобы не замерзнуть до смерти, хотя какая уже разница.
Но – не плачет. Обещал же.
Может, если он сдастся, осядет на пол обессиленно, разрыдается, размазывая слезы по щекам и бормоча что-то бессвязное, Шляпник вернется. Распахнет дверь настежь (плевать, что она заперта на все замки), влетит, по-звериному сверкая глазами, подхватит Алису на руки, прижмет к себе – «Что ж ты молчал-то так долго, балбес, я уже не знал, что и думать», – и все тут же станет хорошо. И не будет больше ни полупрозрачных пальцев, ни холода, и Алиса снова останется в стране Чудес.
На какое-то время.
Пока Шляпник опять не уйдет, не оборачиваясь, даже дверь за собой не закрыв, наплевав на все, что оставляет за спиной.
Алиса бродит по дому, глядя, как столы и шкафы медленно покрываются пылью, и думает, что, может, оно и к лучшему даже – исчезнуть.
По крайней мере, болеть так сильно - не губа, не пальцы от холода, не синяки бессчетные, а что-то громадное и раздирающее в клочья изнутри, - больше не будет.