[crazy-corals]

И для Лая. В обмен на это он написал мне Зоро, Зоро! *г*

Фендом - Собаки
Тип - джен
Персонажи - Джованни и немного Бадоу
Рейтинг Гэ
Жанр... не знаю .__.
И там нету даже намека на сюжет, воат :3

Пиджак – скинуть на пол, как змея старую кожу скидывает. В нем сквозные обгорелые дыры, и кажется, будто он попахивает смертью – слабо, едва различимо, запах сложно определить и разделить на составляющие даже собачьим нюхом, потому что ну не знает Джованни, как пахнет смерть. Просто есть этот запах, и все тут.
Сбросить одним слитным движением плеч, пусть лежит на полу мятой грудой. Потом ведь все равно не удержишься, поднимешь, сложишь аккуратно, стряхнув мельчайшие пылинки - черт побери эту въевшуюся, на подкорковом слое привычную аккуратность, «пижооон», правильно Бадоу говорит…
Растянуть пальцем узел галстука, вздохнуть медленно, с наслаждением, ощущая, что в горле словно бы расправляется что-то смятое и покореженное. Тем, кто никогда не носил галстуков, не понять, какое это счастье – снимать, через голову, как от петли виселичной освобождаясь.
Пуговицы рубашки застревают между озябших пальцев, не поддаются, и хочется рвануть их все разом, чтобы прозрачные кругляши разлетелись в разные стороны, но снова – гребаная аккуратность, гребаная любовь к вещам, которых никогда не бывает слишком много,- и Джованни расстегивает рубашку мучительно неторопливо, стиснув зубы, когда сквозняк проходится по голой уже коже.
Ремень брюк расстегнуть уже проще простого, как и стянуть их вместе с бельем, - к чертям, некогда думать об аккуратности, когда так холодно, и откуда такие жуткие сквозняки в наглухо закрытой квартире? – и кинуть на кресло уже просто так, не складывая.
Очки Джованни снимет в самый последний момент, уже когда опустится в заполненную горячей водой ванную, когда закроет за собой дверь, ограничивая мир четырьмя тонкими стенами. Очки мгновенно запотеют от пара, но и без них сквозь этот пар будет сложно даже собственную ладонь разглядеть. Поэтому – закрыть глаза, откинуть голову, чувствуя затылком прохладный кафель, и… раствориться.
«Тебя нет, тебя нет, тебя нет…».
Тебя съели дикие собаки в трущобах, когда ты был младенцем, ты не пережил операций и медикаментов, тебя в клочья разодрали свои же, тебя убили выстрелом в голову, когда это еще было возможно, тебе свернула шею мать, поняв, что ты бесполезен, тебе голыми руками выдрали чип Хайне и Бадоу, не пожелав даже выслушать, когда ты пришел сдаваться…
Тебя нет.
Это, наверное, что-то вроде медитации. Или чтения священных мантр, или постижения дзен, аутотренинга, гипноза для самого себя.
Потом, после нескольких бесконечных минут не-существования, Джованни начинает медленно собирать себя по кускам, вылезая из той темноты, которая прячется у него в районе загривка.
Вода тихо плещет вокруг его колен. Пар клубится под потолком. В кончиках пальцев покалывает от разбегающейся, разогретой, наконец, крови.
Где-то в другом мире – за дверью ванной – кто-то входит в квартиру. Аккуратно закрывает за собой дверь, передергивает озябшими плечами, устало разматывает шарф… Это все можно представить безошибочно, и Джованни представляет – будто бы даже помимо собственного желания. Потом он машинально раздувает ноздри; пахнет холодом, дымом, пряным чем-то… Бадоу пахнет.
Он один, без Хайне, Джованни даже запахи не нужны, чтобы это почувствовать.
- Джованни, – хрипло зовет Бадоу. Прочищает горло с тихим «вот блядь» и повторяет уже громче: - Джованни?
- Тут я, - отвечает Джованни.
- Оу, - рыжий осторожно приоткрывает дверь, но не заходит сразу: - Можно?
Кажется, это называется «личное пространство».
Ну кто бы мог подумать, что у Джованни оно когда-нибудь будет.
- Можно.
Бадоу заходит, блаженно лыбится – наверное, тоже замерз, пока по городу бегал, - и, не глядя почти на Джованни, направляется к зеркалу.
Развязывая на ходу черную повязку на глазу.
Он же в ней спит даже, вспоминает Джованни. И хочет отвести взгляд, чтобы не мешать, - это самое «личное пространство» должно же быть у каждого, наверное, - но почему-то продолжает смотреть.
- Чешется, сука, - объясняет Бадоу, пытаясь разглядеть в запотевшем зеркале уродливый шрам – крест-накрест, как символ веры на месте живого глаза, Джованни даже знает, кто мог бы такой оставить…
- Неужто блохи? – слабо усмехается он, чтобы хоть что-то сказать.
- Может, и блохи, - нечеткое отражение Бадоу в зеркале ухмыляется ему в ответ, потом он разворачивается и смотрит на Джованни – наверняка покрасневшего, растрепанного, с лихорадочно блестящими глазами, ну красавец же, – но тогда ходить вам с Хайне в ошейниках.
- Извращенец, - лениво фыркает Джованни, снова откидывая голову назад и закрывая глаза.
Просто так. Просто потому, что устал до безумия.