Задание: Михай, Джованни, "соперничество"
Тип: джен и гет! потому что Михай/Кири - канон!
Рейтинг: G
Жанр: общий
Персонажи: Михай, Кири, Джованни, Хайне
Отречение: отрекаюсь
Ахтунги: целое одно матерное слово, некоторая АУшность, ООС... он есть, его не может не быть.)
читать?
So here I go again
Chasing you down again
Why do I do this?
© Three Days Grace, «Over and over»
Chasing you down again
Why do I do this?
© Three Days Grace, «Over and over»
- Я уже давно не работаю по специальности, - медленно произносит Михай. В его стакане осталось ещё на полпальца виски, но он не хочет допивать его, не закончив разговора.
Вот потом, когда этот, прости боже, наниматель соскользнёт с высокого барного табурета, оставив недопитым свой кофе, и покинет бар – да, вот тогда Михай осушит стакан одним глотком и вздохнёт с облегчением.
Но пока наниматель сидит рядом и отравляет своей улыбкой и ядовитым колором зеркальных очков и без того малоприятный вечер.
- Господин Михайлов, вы не работаете по специальности потому, что вам не предлагают заказов. Вас считают анахронизмом, пережитком прошлого, в Городе есть множество куда более молодых… хм, специалистов, - кажется, ему нравится эта игра в слова, - услугами которых предпочитают пользоваться уважаемые заказчики.
- Вот и шли бы к ним, - не сдерживается по ту сторону стойки Кири, которая сосредоточенно слушала весь разговор, делая вид, что что-то подсчитывает в кассе. Михай, впрочем, с самого начала не питал особых сомнений относительно того, что она сможет сдержаться и не вставить пару реплик. Это же Кири, в конце концов.
- Мадам, - «наниматель», ничуть не смущённый и не раздражённый её вмешательством, ухмыляется еще шире, стряхивает с рукава (пиджак у него цвета топлёных сливок) незаметную пылинку, - я же знаю, где искать лучшее, потому сюда и пришёл. Ваш, если позволите, супруг находится в очень выгодном положении по отношению к объекту моего интереса, но сам к нему теплых чувств не испытывает. Это безусловный плюс. И, кроме того, я помню, кто остановил колонну Псов в Северном тоннеле…
- Откуда это вы помните, хотел бы я знать, - тоскливо вздыхает Михай, который, на самом деле, ничего такого не хотел бы, но надо же как-то прервать убедительный монолог. Иначе этот молодой человек (почти мальчишка, не старше того же Бадоу, насколько можно судить по наполовину скрытому очками лицу) явно будет говорить, пока бар не заполнится вечерними посетителями…
Или пока Михай не согласится на его предложение.
Посетители уже начинают прибывать: звякает дверной колокольчик, Кири жизнерадостно отвлекается на Марко, завсегдатая, расспрашивая его о жене, кто-то зовёт официанта, а Михай сидит с недопитым своим виски и тупо смотрит на фотографию, которую ловкач-наниматель каким-то непостижимым образом успел ему подсунуть в самом начале разговора.
- Я не возьмусь за эту работу, - повторяет Михай. – Я не хочу выполнять ваш заказ на Хайне Раммштайнера. Я вообще не хочу иметь никаких общих дел с Хайне Раммштайнером, потому что он мне не нравится, и я имею на это право. Я просто усталый старый…
- … убийца.
Михай качает головой, его терпение кажется ему самому бесконечным:
- Просто старый и усталый. Я работаю в этом баре, и мне этого вполне достаточно. Так что вы обратились не по адресу.
Несостоявшийся заказчик усмехается, кажется, не слишком расстроенный его отказом.
- Если он… если Хайне действительно вам не нравится, – говорит он, уже поднявшись, поправляя жёсткий воротник рубашки, – надеюсь, вы ещё подумаете над моим предложением.
- Скорее я подумаю над тем, почему вы, носящий по вальтеру в каждом нагрудном кармане, не в силах решить ваши проблемы самостоятельно.
Непрофессионал после таких слов обязательно вскинул бы руки к спрятанному оружию. Или хотя бы взглядом скользнул вниз, проверяя, что и где его выдало. Взгляда ловкача за непрозрачными стеклами не уловить, но руки остаются в покое, и Михай мимоходом запоминает это – на всякий случай.
Профессионалов надо знать в лицо. Целее будешь.
- Если бы я мог, - ловкач разводит руками. – Но на свои силы у меня уже нет надежды, так что… прошу прощения, что помешал. Мадам…
И, кивнув Кири, он направляется к выходу из бара.
Фотографию Хайне он аккуратно, донельзя отработанным жестом прячет в карман пиджака.
- Тоже мне, нашёл «мадам», - ворчит Кири, сноровисто смешивая первый за этот вечер коктейль. – Я пока что ещё и за мадемуазель сойду, между прочим…
Михай негромко постукивает стаканом о стойку, выбивая ритм не то блатной песенки, не то симфонии для контрабаса с оркестром, рассеянно разглядывает этикетки бутылок за спиной своей женщины, болтовня которой уходит для него куда-то в фоновый шум. Кири замолкает, забыв обидеться, отдаёт коктейль девушке, его заказавшей, перекидывается с ней парой слов – о погоде, авариях в трамвайном депо и растущих ценах на натуральные ткани, естественно, ни о чём более.
Ни слова о взрывах под землёй, росте числа мутаций и заявлениях мэра Нойбаутена. В этом баре не принято говорить о политике.
– А с Раммштайнером что-то всё-таки очень нечисто, - заявляет Михай, когда Кири возвращается к его краю стойки.
- Потому что этот пижон не смог его убить?
- Потому что этот пижон вообще захотел его убить. И почему Бадоу меня никогда не слушает, я ему говорил, что хреновый из Хайне напарник…
- Возможно, потому, что ты – старый ворчливый зануда. - Кири надо идти на кухню, проверять, кто из бестолочей-поваров уже на местах, а кто просто треплется возле выхода, попусту тратя рабочее время. Но не поддразнить Михая напоследок – уж точно не в её правилах. – А они сами во всём разберутся, не маленькие.
Свой виски Михай допивает только тогда, когда за Кири закрывается дверь кухни. Выдыхает, на секунду устало прикрыв глаза, и гулко бурчит в пустой стакан:
- Хотелось бы верить.
***
Хайне редко приходит в «Буон Вьяджо» в одиночестве. Обычно он вваливается в бар следом за Бадоу, молча кивает всем, с кем рыжий жизнерадостно здоровается, и первым садится у стойки (потому что Нейлз обычно ещё выбегает обратно на улицу, чтобы докурить, едва поймав недобрый взгляд госпожи хозяйки).
Но сегодня мир, видимо, решил если не перевернуться, то хотя бы покачнуться, и Раммштайнер один. Без Бадоу он выглядит ещё более угрюмым – видимо, рыжий как-то ухитрялся трепаться и сиять обаянием сразу за двоих. Хайне подсаживается к стойке, рядом с Михаем, но начинать беседу не спешит, только ковыряет без особой охоты заказанную пасту.
Наглядевшись на его хмурую рожу и не дождавшись ничего, кроме короткого «Спасибо» за быстро выполненный заказ, Кири, естественно, спрашивает, куда это Хайне успел задевать напарника.
- Без него здесь слишком тихо, - она недовольно морщит нос, косясь на мрачного, как всегда, Михая. Сегодня он пьёт чай – вечером ещё нужно будет отвезти в банк выручку, и Кири следит за тем, чтобы «работничек» сохранил трезвую голову. Может, хоть так ему удастся не заплутать на прямой улице… Свежо предание.
- Его попробуй задевай, - Хайне слабо скалится, обозначая усмешку. – Тут и захочешь – не отлепишься. Опаздывает он, я решил на улице не ждать, солнце… - он неопределённо машет ладонью перед лицом, - мешает.
- Вурдалачья твоя рожа, - гудит Михай, уставившись прямо перед собой. – Солнце ему мешает, ну надо же…
- И вурдалачья тоже, - без капли бравады соглашается Хайне. Раздражения он особо не показывает: всё равно Кири быстро пресекает любые ссоры, возникающие в баре, так какой смысл вообще начинать? – Мне с тобой поговорить надо, старик. Я, собственно, потому и зашёл.
Михай бы и рад сказать ему, невозмутимому, что-нибудь вроде «Для тебя я господин Михайлов, щенок». То, что Бадоу может называть его и стариком, и папашей, и вообще как заблагорассудится, не даёт его примороженному напарнику такого же права. Тем более, Нейлз так и не ответил на давний вопрос Михая о том, откуда Хайне вообще взялся и чего хочет, а сам Раммштайнер пока не сделал ничего, чтобы заслужить его доверие.
Так Михай рассуждает про себя, а Хайне тем временем лезет, отложив вилку, в карман кожанки. Фотография, которую он достаёт, ловит глянцевые блики от люстры над их головами, и Михай не видит, кто на ней изображён, пока Хайне не толкает её к нему по гладкой поверхности стойки.
- Вот, - говорит. – Нейлз трепался, что ты когда-то… ну, работал там же, где мы, а до него мне говорили, что киллеры на пенсию не выходят…
У парня на фотографии яркие зеркальные очки на переносице, тонкое лицо, костюм цвета сливок и кошмарный (по мнению Михая, который в вопросах одежды весьма консервативен) желтый галстук. Не узнать его невозможно.
Хайне, судя по намёкам, собрался заказывать того самого ловкача, что сутками ранее приходил по его голову… Подумать только, какая ирония.
Михай слышал о подобных казусах от «коллег», но с ним самим подобное впервые.
Кири, заметившая его замешательство, щурится с другого конца стойки, пытаясь разглядеть фото. Подходить и смотреть в открытую она почему-то не хочет – наверное, боится спугнуть Раммштайнера: к женщинам тот до сих пор относится весьма напряжённо.
Михай еще с десяток секунд изучает фотографию, потом всё-таки поворачивается к Хайне. Нужно же хоть как-то прояснить для себя, что происходит.
- И кто это?
- Джованни, - Хайне, судя по всему, рад был бы, прими Михай такое исчерпывающее объяснение, но тот жестом призывает его продолжать: - Раммштайнер.
От кассы доносится тихое «Ох ты ж…» Кири, которая, конечно же, совершенно их не слушает. Хайне нервно стреляет глазами в ту сторону, тянет руку, чтобы забрать у Михая фотографию, но тот поднимает её в воздух и переводит взгляд с запечатлённого там лица на хмурую рожу Раммштайнера, будто сравнивая.
- Брат?
- Сводный… По матери. Младший.
- И зачем тебе от него избавляться?
- Да потому что заебал, - бормочет Хайне. Глаза у него сверкают недобро: – Потому что либо я его прикончу, либо он меня. А я его убивать уже заебался. Видеть эту рожу не могу.
- А при чём тут я? – спрашивает Михай, отдавая Хайне фотографию и отхлёбывая чаю. – Если ты его убить не смог, с какой стати мне браться?
- Тебя он не будет ждать и не успеет подготовиться, - Хайне показывает Михаю кулак, отгибает один палец, считая собственные аргументы, - это раз. Я знаю расценки и обещаю плату, - второй палец, - это два. Он точно так же нанимал убийц для меня, - третий палец, Раммштайнер щерится, как собака, - это три.
Кири звонко хмыкает, бренча мелочью, и Михай абсолютно уверен, что мысли у них сейчас совпадают. Хайне даже не представляет, насколько прав – особенно насчёт убийц.
- Я уже давно не работаю по специальности, - пытаясь перебороть внутреннее дежа вю, заученно говорит Михай. И пожимает плечами: - И потом, ты мне всё равно не нравишься.
И отдаёт Хайне фотографию. Пускай разбираются сами.
На этом их разговор можно считать законченным, потому что до прихода Бадоу (замёрзшего, сонного и злого) Хайне не произносит больше ни слова. Михай тоже молчит, прихлёбывая свой чай и ничуть не считая, что перегнул палку.
***
- Такое ощущение, что это у них игра такая, - рассуждает он уже позже, вечером, уже вернувшись из банка и успев по дороге ещё раз обдумать идиотскую ситуацию, в которую чуть не влип. - Что-то наподобие соперничества – кто кого первым убьет, тот и выиграл. Что за развлечения у этих детей…
Кири забирает у него расписки, разматывает колючий шарф на шее, будто ей и не надо снова куда-то бежать (но уж пять-то минут перерыва она может себе позволить?), – и только потом морщит лоб в притворном недоумении:
- А разве твоя работа всю твою жизнь не была тем же самым соперничеством? Или ты пристрелишь клиента, или его охрана пристрелит тебя – чем это отличается, от того, что творят они?
- То, что я так делал, не значит, что так делать правильно. Или ты хочешь сказать, что убивать людей – это нормально?
- А ты хочешь устроить мальчикам сеанс психотерапии? – и быстро, пока задумчиво возведший глаза к потолку Михай не успел ответить: - Только не в моём баре.
- Кири, это эгоизм… - он устало опускается на заляпанный краской стул.
- Имею право. Один из них назвал меня «мадам», другой ушёл со своим рыжим, даже не похвалив пасту, - я требую сатисфакции!
Иногда с Кири просто невозможно говорить о серьёзных вещах. Она упирает руки в бока и принимает воинственный вид. Не то чтобы ей нужно было для этого сильно стараться…
- Требуй её с Раммштайнеров, я таких глупостей в жизни бы не совершил, - Михай улыбается в усы, ловя её руку, касается губами кончиков пальцев, – мадемуазель.
Она гладит его по щеке и кивает с неожиданной серьёзностью (о чудо из чудес):
- Вот когда они сюда вместе придут и не устроят пальбу посреди зала, тогда и потребую. Обязательно.
А, и дорогие мои читатели. Раз вы у меня все такие скромные/занятые/ленивые/злые/*свой вариант*, а я без фидбека немножко помираю... В общем, суррогат: