По результатам решила, что уеду туда насовсем. Я пока не знаю, как вообще это будет и что для этого надо сделать, но, видимо, скоро уже узнаю.
Во время поездки я поставила себе зарок каждый день вести дневниковые записи, чтобы не потерять впечатления и не тупить потом (а чо а где а с кем я делала вообще). На все две недели меня не хватило, но записей всё равно дохрена. Впечатления, восторги, признания в любви к морю, цитаты из еврейской родни, рефлексии по делу и не очень, всё как всегда. Иногда мне было слишком лень писать подробно, так что какие-то вещи конспективны, и конец отпуска я тоже не стала описывать, но вы всё равно дотуда вряд ли осилите, знаю я вас)
читать
0.
Об отлёте позже, подробней, со всеми неудачами. Прим. позже: или нет ._. Если кратко, то это правда был очень фейловый день, я опоздала на самолёт и очень вымоталась.
Пусть то, что я, пристёгиваясь, ушибла палец механизмом ремня, останется в памяти как главная из них.
Летать в самолёте ночью ТАК НЕВЕРОЯТНО КРУТО.
Копи царя Соломона, тлеющие в траве и снегу кучи угольев до горизонта и дальше
пока мы взлетали, ушли за край огромного плоского кострища, сейчас - то ли в силу высоты, то ли из-за запотевших стёкол, то ли потому, что это правда так, - кажется, что мы летим над абсолютной холодной темнотой.
Внизу Россия? Да хватит заливать. Внизу нет ничего, кроме тёплых оранжевых и холодных голубоватых (лампы дневного света?) пятнышек, линий и скоплений-сонмов-созвездий в абсолютной темноте.
Сто метров от земли - и никакой России.
Чувство свободы диагностично.
Прошло полтора часа. Мы летим над каким-то похожим на люминесцентную амёбу пятном. Я даже не знаю, российский ли это город.
GPS не работает (да, я включила телефон и попыталась проверить, who's a bad guy here), так что буду фантазировать.
Огромная - даже отсюда понятно - дорога. Или река. Или невероятно вытянутый город. Где моя школьная пятёрка по географии? Над чьей страной я лечу?
Кормят в этих еврейских рейсах на убой. Вкусно - нет сил.
На соседних сиденьях чарующий еврейский мальчикк с русыми кудряшками. Ему год или чуть больше, его маме - не больше восемнадцати. Она не говорит по-русски, он не говорит никак и строит глазки всем вокруг. Строил, пока ему не стало тошно, душно, плохо и скучно. Наверное, все крохотные дети плохо переносят полёты. Мама рассказывала, что, когда мы летали в Израиль в мои три года, я просто извелась - и её извела заодно. В тот раз мы прожили в Тель-Авиве месяц, и за этот месяц она несколько раз с ужасом думала о перелёте обратно, потому что я же опять буду её мучить. Вроде обошлось.
В аэропорту познакомилась с прекрасной женщиной. Она посоветовала мне купить дополнительную бутылку вискаря, чтобы распить в самолёте, и рассказала про корейский сериал, который недавно с восторгом посмотрела.
Она много лет жила в Махачкале. Два года назад она попала в аварию и заработала какие-то страшные проблемы со спиной. Российская медицина этих проблем не только не вылечила, но даже не смогла определить, поэтому Инна едет лечиться в Израиль. Ей очень плохо. Я могу только сочувствующе улыбаться и предлагать леденцы. Уметь незаметно отбирать чужую боль было бы очень здорово.
В туалете есть табличка "Не курить" и пепельница под ней. Почему?
Надо будет обязательно что-то кому-то сказать про Fourtysomething. Жёлтый дом британской охренительности. "Кадди"-индианка и полностью повторённый диалог из Хауса, только Лори здесь не инфантил, безжалостный ко всем, кто ему хоть сколько-нибудь небезразличен (то есть. ну. ко всем вообще), а что-то иное. Гораздо комфортней и добрей.
Склероз и суперспособности в один день? О, Пол. Вам очень не повез-
оооок.
Капальди вошёл в кадр, сказал слово "будущее", выглядел, как всегда (отвратительно великолепно).
Это должен был быть дневник поездки в Израиль, а не очередная хроника сериалофага. WELL EXCUUUUUUSE ME
Британские сериалы и их роль в лечении расстройств депрессивного спектра.
Британские сериалы как пропаганда наркотиков, гомосексуальных отношений и эмиграции на Архипелаг.
Я прославилась бы с этими научными трудами.
Обязательно кому-то (ВСЕМ) что-то (ВСЁ) скажу (ПРООРУ) про Fourtysomething. Но здесь хватит.
Завораживающий Тель-Авив с высоты полёта, привет.
Бен-Гурион, помогла новой знакомой, передала её в руки соцработника для репатриантов, на удивление легко прошла кордоны, мои! мои! стоят! Сестра Катя такого же роста, в таких же кедах, с такой же причёской, так же улыбается, мы совершенные близнецы. Ей тридцать один. Как это вышло.
В парке Дарум, где мои живут (и где мне выделили комнату с пианино, аскетичную, светлую и великолепную, много думала о человеке, который бегал бы тут с камерой, пища про хипстоту), всю ночь кричат петухи.
Возле дома растут деревья с белыми листьями, которым я поражалась в шесть лет. И пальмы. И что-то ещё, чего я, долетевшая в районе полуночи и ошалелая, не разглядела. Другие дома, заборы, улицы, всё другое и знакомое. Спинным мозгом запомненное. Это странное чувство, когда вернулась из дома домой.
Моя тётя заваривает один пакетик чая несколько раз и немного похожа на Бильбо. С ней очень уютно. Стены в квартире разрисованы двумя поколениями детей, картины тёти повсюду, она художник. Входя в подъезд, надо включать свет, а через какое-то время он сам выключится. За коротким чаепитием рассказывали семейные байки. У меня есть семья, и в ней есть семейные байки. Среди героев иногда появляюсь даже я-маленькая. Семья. Это надо... обдумать.
Кажется, я переполнена. Надо разобрать вещи хоть немного и ложиться, Катя разбудит меня в девять (если сможет, лол).
2
Из-за ставен тянет теплом. Птицы заливаются, солнце заливает. На капоте машины, припаркованной под окнами, сидит кошка, греется и умывается.
Шабат и как к нему готовятся.
Всё начинается на закате в пятницу. К этому моменту в доме должен быть готов праздничный ужин (огромный, вкусный и кошерный) и включён весь свет, который будет гореть до вечера субботы. В шабат нельзя жать на кнопки и выключатели, включать и выключать приборы. На закате зажигают свечи, по одной на каждого члена семьи, и благословляют друг друга. Потом вся семья собирается за столом, отец наполняет кубок красным вином и читает молитву. После неё он выпивает две трети кубка, остальное делят между членами семьи. Ужин начинается с куска хлеба-халы (косички). В конце его читают длинную молитву.
Ещё о запретах: нельзя ни на чём ездить, пользоваться средствами связи, говорить на мрачные темы. Нельзя ничего делать со светом, даже переносить лампы или подсвечники с места на место. Трогать деньги тоже нельзя. Есть несколько обязательных молитв, которые читают в течение этих суток, остальные ритуалы остаются на откуп каждому верующему: хочет - исполняет. Не хочет - его право.
Моя сестра говорит, что в шабат она, трудоголик, обычно отсыпается. Так соблюдать его получается лучше всего.
- Тебе правда это всё интересно? - спрашивает меня старая-старая бабушка. Я слежу за ритуалами, участвуя по минимуму. Г. научил меня выглядеть преисполненной уважения к чужим религиозным убеждениям, независимо от своего к ним отношения (зато как он проезжался по ним, когда можно было не выбирать выражения!).
- Правда, - отвечаю. - Я никогда в этом не участвовала. Даже не видела.
- Сейчас в Москве вообще есть верующие?
- Да, их становится всё больше.
- Ортодоксальных? Прямо вот - в шляпах, с пейсами?
- А, нет. Православных. Христиан.
Поджимает губы: да, мол, Россия всё ещё во власти таких заблуждений!..
В этой семье все поют, рисуют или проектируют дома.
Я мысленно удивлялась тонким стенам и тому, как кричат друг на друга соседи. А сейчас всё моё семейство на разные голоса поёт "O sole mio", убирая праздничный ужин (дядя-кантор запевает, с каждым повторением его запев всё громче), и... нуу, короче, у их соседей тоже те ещё соседи.
Семья как персонаж ситкома.
- Представляешь, какая Катя сильная? Я тут на днях попытался её удушить, так она на мне такой приём провела, что я до сих пор в себя прихожу!
- И тут ты могла бы спросить: а почему, собственно, твой дядя душит родную дочь?
- И она мне говорит: "Почему меня никто не принимает за израильтянку? Все говорят, что израильтяне такие наглые, такие скандальные, а я, я!". Я сидел и хотел возмутиться: "Почему ты так плохо говоришь об израильтянах? Так можно сказать только о марокканцах!". Почему я решил смолчать - не помню, но это меня спасло. В ходе разговора выяснилось, что она как раз-таки марокканка. Я был так горд своей сдержанностью, что тут же ей и говорю: боже мой, а ведь я-то хотел про марокканцев...
- Вова. Ты... ты простой человек.
- Сначала мы воровали апельсины. Сели в машину и поехали на юг, где были потрясающие рощи. Апельсины в этих рощах росли дешёвые, маленькие, тонкостенные и кислые. Но мы были бедными репатриантами, так что те апельсины стали просто счастьем. Это потом мы обвыклись, загордились...
- Снобы.
- Пожалуй. Да, ещё мы воровали миндаль. Но очень интеллигентно.
Вышла позвонить ДТ, вернулась в гогот.
- Что я пропустила? Почему все смеются?
- Папа... устроил небольшое представление.
- ... Оооок.
- *новый взрыв хохота* Господи, тебе, наверное, кажется, что ты попала в сумасшедший дом.
- Не совсем. Всё отлично. Я впервые чувствую себя среди людей, которые как я.
Сходство наше с Катей просто поражает воображение. Если я через десять лет буду похожа на неё, я согласна жить дальше.
Необъяснимая уверенность в том, что с ней можно заговорить о несчастных наших лгбт, и она поймёт, какая это катастрофа, оправдалась. Да, боже, наконец-то нормальная реакция на то, что где-то гомофобия превратилась в норму. Это всегда должно быть "Какой ужас!", а не "Ну и что?", и уж тем более не "Ну и правильно".
Я была убеждена, что ничего не помню про Израиль. Но запахи возвращают какие-то ошмётки, которых шестнадцать лет в моей голове не было! Гуляли в парке Дарум сейчас, вечером, под нижней половинкой луны. Здесь она растёт снизу вверх, а не слева направо. Я вздохнула и вдруг вспомнила похожую прогулку летом 97-го (или 98-го всё-таки?). Было страшно душно, луна висела громадная, на полнеба, здесь с ней вообще какие-то катаклизмы происходят, мы шли в толпе с какого-то мероприятия, и мне почему-то казалось, что с нами вот-вот случится нечто ужасное. Мама с кем-то разговаривала, и я не могла с ней поделиться своей тревогой - а мне правда казалось, что сейчас кто-то начнёт выпрыгивать из-за кустов и мы никуда не успеем деться... Ну что же, подумала я. Я отлично пожила. Мама тоже. Остальных жалко, но мы, конечно, будем сражаться. Может, кто-то и выживет, но вряд ли. Я прощалась с каждой встречной пальмой до самого дома, и в глазах людей, обгонявших нас, мне чудился злой жёлтый огонёк, как у оборотней.
Как ни странно, я отлично спала в ту ночь.
3.
Втроём с Катей и Вовой ходили в парк Леуми. Раньше они жили с ним рядом, поэтому эвкалиптовая роща, дорожки для велосипедов, высохшая речка под мостом, большой пруд с утками и лебедями - заставляют их вспоминать, замолкать, улыбаться своему чему-то, бесконечно переспрашивать друг у друга: "Помнишь? А это?".
Для меня это просто большой новый парк. Много людей (шабат), огромное количество детей на всевозможных приспособлениях для катания, птицы, кактусы, кошки, большая группа эфиопов в белом, русская речь каждые три шага...
"Наш папа - комический персонаж, - говорит Катя, когда Вовка в очередной раз отстаёт, засматривается на что-то, закидывает ногу на бортик моста и делает пару упражнений, залихватски перебрасывает куртку через плечо. - Он по правде мог бы быть главным героем комедии".
Ей непросто говорить по-русски, она дословно переводит английские идиомы, а каких-то русских слов просто не знает. На третий день общения я ловлю себя на том, что в моей речи тоже стало больше пауз, в которые я вспоминаю вылетевшее русское слово. А из ивритского щебетания вокруг ухо начало выделять знакомые слова, и некоторые простые диалоги я даже гордо понимаю. Языковая акклиматизация полным ходом.
Дома нет отопления, поэтому на улице теплей. Вернувшись, сижу под двумя одеялами. Семейство устроило сиесту до исхода шабата, и я, кажется, последую их примеру.
Катя, замотанная работой и выбравшаяся по случаю моего приезда в первый отпуск за много месяцев, снова и снова повторяет: "Боже, как я люблю бездельничать!". Она такая прекрасная.
- Светочка, а правда, что ты ходила на "Молодого Франкенштейна", когда была беременная, и чуть не родила от смеха?
- Нет, я не ходила на него вообще.
- То есть, я это придумал?
- Конечно. У тебя же такая отличная память!
Как есть авокадо, версия моего дяди Вовы: отрезать ему "попку", чтобы вытащить косточку. В ямку от косточки выжать немного лимонного сока. Посолить. Есть мякоть ложкой, как йогурт из чашки.
Едем в автобусе в сторону порта, стоим в пробке на улице Каплан (не той Каплан, которая стреляла; оказывается, "Каплан" - это производная от "Коэн", популярнейшей еврейской фамилии). Кате приходит новостное сообщение: взорвалась машина на улице, соседней с их домом, один человек тяжело ранен. Меня пробирает, потому что мы по этой улице двадцать минут назад шли на автобусную остановку.
Через минуту водитель автобуса включает радио погромче, Катя вслушивается и кивает: да, передают те же новости. Раненый уже скончался, ему не успели помочь.
Весь автобус начинает обсуждать случившееся, голоса очень раздражённые. Что там случилось, пока непонятно, и это всех явно бесит.
- Страшновато, - говорит Катя без особого испуга в голосе.
- Но обсуждаете вы это без особого страха, - отвечаю.
- А чего сейчас бояться? Это явно простой криминал.
- В смысле - не теракт?
- Да. Криминальные разборки случаются постоянно, у нас много криминальных районов. Скорей всего, просто кто-то кому-то в машину подложил взрывное устройство, чтобы свести личные счёты. Меня всегда пугает, когда происходит нечто подобное, но страдают ни в чём не повинные люди, просто шедшие мимо. Вот тогда я в ужасе. А такие вещи, как этот взрыв, случаются у нас очень часто. Устанешь бояться.
4.
Хайфа.
Хотели ехать с Вовой в Кейсарию, но уже с утра поняли, что не знаем, как добираться. Выяснили про автобусы, которые ходят от Хадеры два раза в день, поняли, что первый уже пропустили, и широким жестом забили на Кейсарию до среды.
В Хайфу поехали на поезде. Одним из словосочетаний дня стало "теханат рахэвет", железнодорожная станция. Сначала мы ехали до неё на маршрутке, потом, уже в Хайфе, выбирали, на какой из трёх хайффских станций выйти, потом, уже вечером, пытались договориться с водителями автобусов, чтобы те нас, загулявших, довезли до теханат (хоть какой-нибудь!).
У нас не было ни карты, ни интернета. Вова совсем не помнит Хайфу, так что мы даже не знали, что едем смотреть. Ещё он почти не помнит иврит и объясняется с людьми на смеси его с английским, и все друг друга с трудом понимают, и это счастье, когда прохожие говорят по-русски, но русские в Хайфе, кажется, ничего не знают, кроме своих мест обитания.
День был полон выспрашиваний дороги и выяснений номеров автобусов, на которых можно по ней доехать. Обычно неорганизованные прогулки меня ужасают. Но в Хайфе Вова первым делом отвёл меня к морю и дал сколько-то времени на охоты за стёклышками, камушками и ракушками. Это было очень предусмотрительно с его стороны. Когда у тебя есть целый пакет обкатанных морем бутылочных стёкол, ты просто не можешь раздражаться.
Мне кажется, я могла бы стать одной из девушек из песен Мельницы, которые влюбляются в ветер, змей и оленей-шаманов. Остаться в Израиле, ходить к морю и шептаться с ним о любви, пока оно нежно трогает меня за лодыжки, а потом входить в воду... Такие фантазии не доводят до добра. Но я даже здесь начинаю скучать по морю, как только теряю его из виду. Невозможно описать это.
После того, как я смогла отойти от моря, мы поднялись на гору Кармель по рыжей канатной дороге и перекусили бутербродами с вездесущим авокадо прямо возле подъёмника. Хотя Вова совершенно не умеет быть надёжным взрослым в путешествиях (казалось бы - дважды эмигрант, отец троих детей! но нет, он правда невероятный ребёнок), с ним очень здорово гулять. Мы нашли на горе место, с которого было видно кусок Хайфы, солнечную дорожку на воде, пальмы и сухие сосны, переход из голубого неба в голубое море, метеостанцию у подъёмника. В общем, место, похожее на рай. Там предусмотрительно стояла скамеечка для желающих в этом раю побыть. Побыли.
О красоте Хайфы можно сказать на примере: там есть улица, которая называется Яффе Ноф, "красивый вид". Мы отправились туда после сеанса единения с миром на Кармеле и думали, что более красивого вида, чем там, не найдём. На каком-то кружном автобусе мы добирались до Яффе Ноф минут сорок, взбираясь и падая с ужайших улиц (пишу, а голова кружится), Дерех Царфат, Виктор Гюго, Черниховски и другие более-менее знакомые слова. Когда водитель выкинул нас из салона, объяснив, что вот оно место, которым мы продолбили ему всю голову, было уже темно. Мы перекусили в маленькой кондитерской, хозяин которой был красив до невероятия (в отличие от меня, так что все истории о моём удачном с ним флирте или хотя бы перемигивании будут страшным враньём). Вова беспокоился о том, что кондитерская наверняка некошерная, но был так голоден, что съел свой круассан с сыром без особых претензий.
Яффе Ноф потряс наше воображение. Панорама города была красива днём, но ночью он походил - тут мнения разошлись - на костёр, на выплывший из моря город из сказки про Нильса, на место действия средневековой трагедии, на зачарованное царство в янтаре. Делая шаг вдоль края панорамы, мы оказывались перед совершенно новым видом. Вова рассказал про свою странную знакомую, которая обладает абсолютным музыкальным слухом и работает композитором; сейчас ей заказали музыку для балета по сказке о путешествии Нильса с дикими гусями, и она показывала Вовке семплы. Он гордо включил мне их в своём плеере, фортепиано и флейта, местами монотонные, иногда страшные.
Не ушли оттуда, пока не замёрзли.
На обратном пути, уже в поезде (ох, как муторно мы искали автобус, который довёз бы нас до станции, как искали станцию там, куда он нас довёз!) Вовка вырубился мгновенно и спал до самого Тель-Авива. Я впервые за три дня тут включила плеер, и томная уайтовская Love Interruption меня предсказуемо размазала, хотя я совсем не про любовь сейчас. Девочка-солдатка (как же их тут много), спавшая в наушниках напротив меня, немного напоминала роскошную диву, с которой Уайт пел дуэтом.
У солдатиков огромные рюкзаки, бритые затылки, разноцветные провода от наушников и очень сонный вид. Девочки деловые, мальчики суровые. Они все какие-то маленькие, мы видели даже группу тринадцати-четырнадцатилетних в форме, хотя это, возможно, были всё-таки скауты.
Жутковато всё равно.
Вова очень много рассказывает про иудаизм, брухот, мишнот и ритуалы. Он очень любит говорить о своём пути в религию и о том, как переживает её сейчас.
Моя семья очень религиозная.
Несмотря на то, что религия для меня сейчас совершенно бессмысленна, магия ритуалов завлекает. Что стОит отщипнуть и съесть кусочек хлеба перед трапезой? Что стОит не выходить в интернет и не пользоваться телефоном в субботу? Что стОит сказать "Амен" вместе со всеми, когда Вова читает молитву?
Не хочу в религию и не пойду.
5.
Велопрокат, Тель-Авив, Яффо
Опробовали эти крутые зелёные велосипеды, городскую сеть проката. Оформить дневной абонемент получилось только на мой московский номер. Естественно, узнав во мне туриста, подлая еврейская система содрала с меня кучу шекелей. Но
Отбила. Всю. Задницу.
Мы катались часов шесть без перерыва. В первый день велосезона я никогда так не катаюсь, как раз потому, что задницу жалко. Поплутали по центру, доехали до моря (вижу его и не могу не пробормотать "Приве-е-е-ет"), потом по набережной до Яффо... В Яффо только посидели на берегу, где страшно красивые волны качали друг друга, и уже поехали обратно.
То ли Вова сегодня показал свои худшие стороны, то ли я устала, но под конец поездки затлела совсем и сама себе испортила впечатление.
Сегодня - не могу представить себя живущей здесь. Если получается, картинка кажется ужасно некомфортной. И иврит я никогда не выучу, и работу хорошую не найду, и семейство доведёт до безумия (они замечательные абсолютно и все, но некоторых всё-таки лучше принимать малыми дозами). Никого не найду. Друзей потеряю. Писать не смогу. Ничего никогда не будет хорошо.
состояние из тех, в которые надо просто лечь спать.
6.
Иерусалим, Аня-А-тян
Страшно лень писать, я устала и болею головой.
Дорога, Катя. Иерусалим - горный город, и моя голова это почувствовала сразу: уши по дороге закладывало.
Улица Яффо (похоже, что "красивые улицы" в Израиле - это как улицы Ленина у нас). Старый Город. Рынки. Арабы. Туннели. Запах метро и подземелья. Колоритный экскурсовод-еврей. Вода с каменной плёнкой. Котель. Записка про маму и как меня пробило.
Арабский рынок. Камни! Спасло мой кошелёк только то, что мы торопились на назначенную встречу с А-тян.
Великолепно погуляли. А-тян невыразимо мила! Она могла бы работать гидом и получать кучу денег за свои огромные знания о Иерусалиме и умение рассказывать о нём с любовью. Совершенно без проблем мы вошли в лучший отель города "Царь Давид" и прошлись по нему. Потом А-тян отвела нас в кафе, набитое старыми красивыми вещами (от игрушечной машинки до таблички с Бейкер-стрит), и там нас накормили, напоили и вообще.
Родню восхитило, как я оживаю от разговоров о британском кино. Даже немного стыдно. Мне-то с моим фанатизмом всё давно ясно, ну, теперь знают и они.
Кажется, где-то в эти пять дней я всё-таки уже приняла решение переезжать в Израиль. Мне очень страшно, и все мои российские проблемы нуждаются в решении, и я не знаю ещё, каким образом буду переезжать. Надо будет по возвращении взять себя в руки и перебороть своё неумение искать информацию. И найти либо учебную программу для второй степени по психологии, либо что-то ещё... Очень-очень страшно. Я не знаю иврита (хотя очень уверенно говорю простые фразы, но это любой турист может). Меня пугает обилие разных евреев.
Иерусалим всё-таки понравился больше Тель-Авива, хотя патриотичной родне я об этом, конечно, не скажу.
7.
Жуткое утро с больной (всё ещё) головой. Я даже с кровати себя стащила с трудом, а потом вернулась и растекалась по ней ещё с полчаса. Зарядка вернула меня к жизни, но ехать сегодня куда-то далеко я не решусь всё равно. Неет уж.
Ушла в город, пешком и с плеером. Тель-Авив действительно несложен для понимания: карта центра у меня есть, добраться до её юго-восточного края несложно, а дальше - всё по ней.
Море притянуло меня полтора часа и два ненужных знакомства спустя. Захожу в воду по колено, зажав подол юбки в кулаке. Как я вообще могу сомневаться, где мне будет лучше? Здесь есть море. В нём можно вот так стоять круглый год. Хоть каждое утро приходи и стой. Или приезжай, как только сможешь, если решишься поселиться далеко от него.
По умолчанию я использую в разговорах английский. Пока не услышу русскую речь от того, с кем хочу заговорить, сама на русский не перейду. По-русски здесь говорят не все, но кто говорят - те носители. С ними можно отлично поболтать. По-английски объяснишься почти с кем угодно, пусть и на базовом уровне.
Очень часто люди заговаривают друг с другом в автобусе. Перекинуться с соседом парой фраз, улыбнуться и ехать дальше - это совершенно нормально, никакого нарушения границ в этом не чувствуется. А как это было бы в России? Эхх.
ДТ нет онлайн. Вчера я рассказала ему, как прошёл день, а он отправил мне фотографии мамы в ответ. Тоскует, замыкается, манипулирует, и я ужасно злюсь на него за это. Если он там опять довёл себя до приступа... ок, я отсюда ничего не могу сделать. Я буду вечно чувствовать себя сволочью. Что дальше.
8.
Герцлия.
Какое потрясающее, волшебное, любимое это море.
Поехали с Катей в Герцлию - это маленький городок недалеко от Тель-Авива, довольно скучный, с кучей офисов и виллами на окраине. Хорош там только длинный пляж, мелководье с одной стороны, осыпающиеся песочно-слоистые скалы с другой. Мы шли по песку (мерзнущая Катя - по тёплому и сухому, я - по щиколотку в воде) несколько километров, насобирали мне пакет ракушек и куриных богов. Катя так часто повторяет про безделье, что я уже смеюсь: могу по лицу угадывать, когда она скажет это в следующий раз. Я искупалась, в первый раз за шесть лет в настоящем море. Тело забыло, как плавать в волнах, и первые несколько метров я вдыхала воду. Потом навык вспомнился, я подладилась под волны, но пропитаться йодом изнутри успела. Даже это - хорошо.
О пляжных комплексах. Сколько бы ни было в тебе уверенности, ты всегда на грани позорного бегства, когда чей-то взгляд останавливается на твоём раздельном купальнике. Был не так давно отличный разговор с Ро про стереотипы: зачастую люди, озабоченные своей внешностью, считают, что у более стройных (высоких, накачанных, белокожих, молодых, подставьте свой идеал) нет по жизни никаких проблем. Что, когда ты имеешь внешность, соответствующую некоему идеалу или требованиям моды, ты априори доволен собой и счастлив. Конечно, это полный бред, но я так часто ловлю себя на мыслях вроде "Ох, вот не будь у меня этой фигуры, которую надо морить голодом, чтобы она не висела, как счастлива бы я была!". Да ничего бы в моей жизни не изменилось, и даже пляжные комплексы никуда бы не делись. Проблема в голове, а не в жировых клетках. (Так или иначе, я всё равно продолжу прятать свою фигуру под мешковатыми одёжками, даже если - вдруг! - буду ею окончательно довольна).
Я люблю море. Море ловит за лодыжки. И подбрасывает свои самые красивые камушки людям в купальных костюмах всех размеров.
В дополнение к дяде-певцу, сестре-архитектору, другой сестре - тоже певцу, моя тётя - художник. У меня вообще очень богемная семья, как оказывается. В такой семье любовь мамы к бухгалтерии реально выглядела как бунт против устоев. Жаль, не могу ей об этом сказать, мы бы посмеялись.
Так вот, сегодня тётя участвовала со своими картинами в выставке в Яффо. Выставка была маленькая, участники - сплошь выходцы из Союза. О художественной ценности экспонатов ничего сказать не могу, там было то, что мне понравилось, но ничего, что заворожило бы; меня познакомили с несколькими симпатичными авторами, заново представили другим, которые знали меня пятилетней. Наконец-то я увидела женщину, о которой знала только то, что она как-то раз изменила мужу, талантливому скрипачу с самыми красивыми и грустными глазами, какие я только видела, - а он её потом так и не смог простить. Эта женщина представлялась мне каким-то мировым злом, а оказалась симпатичной, тревожной, ломающей руки, лихо водящей машину, отчаянно ищущей контакта с взрослой дочерью, молчаливой или нервно быстро болтающей. Глаза у неё тоже грустные, хотя она старается выглядеть легко и весело. Какие люди всё-таки сложные.
Спустя два месяца после расставания, в другой стране, на голубом глазу совершенно, я вдруг начала дико скучать по Вите. Он никогда не был заграницей, и мы когда-то планировали поездку во Францию. Сейчас у того же, что и во Франции, Средиземного моря я думаю, как бы Г. его оценил. Наверное, солёная вода раздражала бы его безмерно. А ещё он бы пытался читать и говорить на иврите, и говорил бы какую-то хрень, а я бы за него краснела. И фотографировал бы бородатых иудеев, манекены в витринах, пальмы, лимоны, фалафель и кошек. И таскал бы меня в арабские кварталы, чтобы кому-нибудь сказать "Аллах акбар" (ладно, это даже для него слишком рискованная шутка). И пытался бы гуглить расписание всех местных автобусов, а потом узнал бы про приложение с расписанием и отслеживанием маршрутов, скачал бы его и полдня бы с ним игрался. И мы бы ходили по городу, крепко держась за руки, и ели бы в макдональдсе и пиццериях, и не могли ложиться рано.
Каждую ночь он мне снится, и лейтмотив снов - что мы оба хотим попробовать ещё раз. А раз мы оба чего-то хотим, значит, схуяли бы не.
Я уверена, что это просто временное помешательство, которое пройдёт, стОит мне найти кого-то нового. Я помню, что моё решение закончить это всё было совершенно рациональным и два месяца не подвергалось сомнению, что нам реально не по пути, что никакую мою эмиграцию Г. никогда не поддержит, что что что что что.
Просто наши два с лишним года были замечательными. Да, они закончились, но до конца было очень много прекрасных светлых моментов. Только сейчас я начала вспоминать их, а не другие, оправдывающие расставание.
Очень скучаю по тому, как близко мы могли подходить без опасности обидеть или задеть друг друга.
Надеюсь, Витя (идя дальше, злясь на меня, заводя новые отношения, играя в КВН, живя так, как ему угодно) скучает тоже. Иначе зачем было это всё.
9-14
Почему расхотелось писать?
Шабат шалом и приезд знакомых эмигрантов, которые носили меня на плечах, когда мне было три, и теперь удивлялись, что мне двадцать два. Они так спрашивают о ситуации в России, как будто я политик. А что я могу сказать? Пытаюсь рассказывать о том, что в Москве хорошо, но им нужно слышать строго обратное. Ладно, такого у меня тоже хватает.
Несколько сувенирных квестов и знакомство с рынком.
В первый раз рынок Кармель меня ужаснул: узкие проходы, куча людей, толкающихся плечами, и со всех сторон волны ВЕЩЕЙ. Кажется, что сейчас они навалятся на меня и погребут под собой. Шла через длинную рыночную улицу с одной мыслью: нет! мне это всё не нужно! не нужно! В конце купила себе грейпфрут и пару рогаликов и сбежала оттуда к морю. Море никогда не нервирует. У моря кошки съели кусок моего рогалика, они тут, наверное, вообще всё едят. В Яффо на блошином рынке купила пару старых серёжек, уже знаю, для кого они. Я катастрофически не умею торговаться. Если я пытаюсь сбить цену, то делаю это с такой интеллигентской бесхребетностью, что продавцы улыбаются мне как-то даже садистически, отвечая: "Ну неет, это стоит столько, сколько я говорю!". Посмотрим, удастся ли мне научиться. Антикварные лавки в Яффо - место, где хочется оставаться (хотя, говорят, там для девушек не очень безопасно). Можно даже ничего не покупать, просто ходить вдоль полок и смотреть, как пылятся настоящие вещи. Охх.
Во второй раз я накупила на Кармеле кучу всего и уже пыталась торговаться. Безуспешно, потому что хреновый из меня торгаш, да.
А на улице Короля Георга Пятого есть магазин комиксов. Целый шкаф манги на английском. Без комментариев.
Цены на книги здесь вдвое выше российских, а на одежду - вдвое ниже. Это надо учитывать, когда едешь шоповаться.
11.
Иерусалим, А-тян, ещё раз прекрасный гид и просто прекрасная. Моё знакомство с рынками продолжилось в Старом Городе, где арабы смотрят на девушек, как на еду, и даже это считают маркетинговым ходом... Палатка с камнями и бусами меня покорила. Кажется, я вообще здесь больше всего денег потратила на камни и бижутерию. Девочковая девочка и горжусь.
В Храм Гроба Господня мы пришли в сумерках, и это было мистично. Я не испытываю религиозных чувств, когда религией тычут мне в нос, но это место - как целый мир, где каждому христианину есть, куда уткнуться лбом с молитвой, прожигающей голову насквозь, и отсюда такие молитвы, наверное, правда дойдут до Адресата. В сумерки там не было ни капли пафоса, просто древние камни. Гробницы в маленьком подземелье, где мы светили себе телефонами, чтобы что-то увидеть, и исчерканные крестами камни на лестницах, и необработанная скала в той комнате, где, по легенде, хранились кресты после распятий (и Тот Самый Крест тоже), и Камень Помазания... "Представляешь, - говорит А-тян, поднимаясь по витой, с крутыми ступенями лестнице, - сколько тут перебывало народу, если камень - вытоптался?"
Иерусалимские трамваи радуют глаз. В пёстром и беспорядочном городе они выглядят неуместными, слишком современными и упорядоченными.
Навсегда запомню момент. Мы с А-тян уже ночью шли, изрядно пьяные, из бара в кампусе её университета до дома. Шли кружным путём, потому что хотелось прогуляться и хоть немного протрезветь. И в какие-то моменты нашей прогулки, которую я помню очень смутно, А-тян вдруг прерывалась на середине фразы или прерывала меня, указывала куда-то рукой, и вдруг оказывалось, что у нас не прогулка, а экскурсия по важным местам и красивым видам. Три часа ночи, много алкоголя. "Смотри, отсюда отлично видно тот дом, который арабы не так давно закидывали камнями. А вот там, вдалеке, если приглядишься...". Поразительная А-тян.
12?
Мёртвое море. Туда меня забрали от А-тян сестра и её подруга, которая водит машину. Ехать на машине по Израилю с похмелья... Ох, просто. Не буду. Об этом. Я впервые видела пустыню, и она была прекрасна. Барханы, которые я почему-то считала маленькими холмиками, выглядели гигантскими складками рыжей ткани.
Иордан, Кумран, сизые-красные-рыжие скалы вдоль дороги, уходящие в дымку. Море - маленькое, отползшее по каменистой пустоши глубоко внутрь себя, неестественно синее. Мы долго ехали между ним и скалами - сначала туда, потом обратно (в сумерки скалы на том берегу розовели, озеро синело ещё глубже и превращалось в зеркало).
Пляж - скалистый склон, камни везде, трудно постелить покрывало и не уехать по нему вниз, улегшись. Дно - соляная поросль, похожая на по волшебству окаменевшие кочаны цветной капусты. Я рассадила себе ногу сразу же, как только вступила в воду, и море потом разъело рану так, что кровь не останавливалась несколько часов.
Это купание - одна из самых чудесных вещей, что со мной случались. Как идеальное плавание во сне, когда можно плыть и не отфыркиваться от воды, часами лежать на ней и не тонуть, подпрыгивать на волнах, как корабль. И вода прозрачная на несколько метров в глубину... От количества соли в воде печёт губы, и лучше её не глотать. Говорят, если случайно опустить голову под воду в Мёртвом море, уже не сможешь вынырнуть и неминуемо утонешь. Плавать там тяжело, потому что ноги не опускаются в воду и болтаются на поверхности, как два буйка. Но это всё равно было идеальное купание.
... А потом я вернулась в Москву, в ней сразу пасмурно, дорогие россияне типичны, работа в хаосе.
Но внезапно через неделю март, а в марте дела всегда начинают налаживаться, что бы ни происходило. Живём.
Немного цитат из родни, которые я бросала в твиттер: читать
Отец семьи выходит к субботнему завтраку: А что это тут у вас? О, у вас тут вкусно! Пить будете?
Дочь: Смотрю, ты начал с главного.
- Знаешь такого человека, *называет имя*?
- Не знаю.
- И я не знаю.
- Ты что, только что его выдумал?!
- Яша страшно злится, потому что мне не нравится, как он свистит. И вот он всем доказывает, какой я дилетант во всём, включая свист!
- Этот Борат - настоящий охальник!
- Всё-таки куриные ножки так похожи на женские... Это ужасно.
- Вспоминаю, как пришёл на новую работу,ещё программистом,и первым делом спросил: "Где у вас можно петь?". Странно посмотрел на меня мой новый начальник, и сложилась моя карьера там.
- От голубей можно заразиться страшными болезнями. Раком крови, например.
- Это если съесть или если просто посмотреть?
- Я родился в старом деревянном домике, там было невероятно поэтично... Помню здоровенную дохлую крысу на террасе...