А я продолжаю свою любимую линию очень плохих АУ.
Предположим, что Саймон на самом деле не умирал и не восставал, но притворяется гниляком, потому что шпионит в армии немёртвых для Норфолка.
Краткий ретеллинг второго сезона, Саймон-центрик; драма и открытый финал.
Ахтунг: обрывочно, недовычитано, слова "логика" и "обоснуй" не имеют ко мне никакого отношения.
Посвящаю этот пиздец эмрис - повелитель диванов;, потому что 1) идея была его, что бы он там ни говорил, 2) он король планеты котиков, 3) я ему малость задолжала.
~2400
Дом Эми находится на окраине города. Это хорошо: никто не узнает об их приезде, пока они сами этого не захотят.
Ближайшая телефонная будка - прямо перед домом. Это тоже здорово: Саймону не придётся долго искать точку связи.
Дверь его комнаты запирается изнутри. И вот это, пожалуй, лучше всего. Он смог пережить несколько лет в коммуне, но иметь личное пространство, где можешь немного расслабиться, никогда не помешает. Саймон устал постоянно отслеживать, не подошёл ли кто-нибудь слишком близко. Он потратил много времени, отучая жаждущих тепла немёртвых лезть к нему с объятиями и прикосновениями, и ему нравится мысль, что теперь он сможет просто закрывать дверь и ничего не бояться.
Когда Эми уходит в город искать своего друга, Саймон, разобрав вещи, подумывает сделать укол не ночью, как привык, а прямо сейчас. Во рту сразу становится сухо. Он не питает иллюзий: препарат, замедляющий его сердцебиение до минимума, вызывает сильную зависимость, и вряд ли он когда-нибудь сможет слезть с этой дряни. Она – кровь в его венах. Она (плюс постоянный самоконтроль) – единственный способ не провалить миссию.
Она убьёт его довольно скоро, но Саймон уверен, что успеет завершить работу.
Укол он всё-таки откладывает. Дожидается, пока Эми уснёт, тихо запирает свою дверь и достаёт одноразовый шприц, стараясь не слишком шуршать упаковкой. Руку чуть ниже локтя он перехватывает шнуром, несколько секунд вслушивается в стук сердца. Через полчаса, если он сейчас не уколется, частота сердечных сокращений резко скакнёт вверх, а потом выровняется до нормы. Саймон не собирается ждать этого. В который раз (стая покрытых коркой старых ранок не даст соврать) раскроив себе руку в поисках вены, он быстро опустошает шприц, снимает и прячет жгут, выключает свет и ложится.
Он каждую ночь просыпается в панике от того, что его сердце не бьётся, хватает ртом воздух и раздирает грудь посиневшими ногтями, - а потом вспоминает, что так и должно быть.
Эми порывалась приучить его к взаимопомощи с уколами. Саймон сказал, что привык всё делать сам, но с радостью согласился помогать ей. Кажется, ей нравилось, когда он касался дыры на её спине. Она вообще восхищалась им трогательно и молча, как школьница, влюбившаяся в учителя. Он уловил это интуитивно, до предела обострённым от постоянного стресса шестым чувством, и принял к сведению без особых эмоций.
Свитера с высоким воротом. Наглухо застёгнутые рубашки. Несколько слоёв одежды и грима. Подчёркнутая дистанцированность в общении и отказ от прикосновений. Несмотря на всё это, иногда Саймон удивляется, как его до сих пор не раскрыли.
Джулиан не ждёт от него ежедневных отчётов. Виктор, напротив, просил звонить, если возникнут трудности, «и просто так, если захочется». За три года, в течение которых Саймон снабжал Норфолк информацией из коммуны немёртвых, Виктор привык оказывать ему скорую психологическую помощь по телефону. Иначе Саймон давно бы свихнулся.
Он знает главную тайну: немёртвые ничем не отличаются от живых, кроме дикого чувства вины за Восстание. Это чувство роднит с ними Саймона. Отчасти поэтому именно он, наркоман и практически бездомный, стал главным информатором Норфолка.
Хотя не то чтобы у него был выбор.
Он был бы очень рад, если бы совершил то, что совершил, в состоянии зомби-безумия. Это накладывало бы на него печать пресловутой безвинности, временной деградации, неспособности управлять собой. Но Саймон просто пришёл домой обколотым до невменяемости и чуть не задушил мать, которая решилась с ним заговорить.
После этого отец избил его, покидал вещи в рюкзак и выставил из дома. Саймону хватило ума уйти молча, а потом хватало сил не колоться почти три месяца.
Потом Виктор снова подсадил его на препарат, включавший половину периодической таблицы, но теперь его наркомания была хотя бы оправдана.
Саймон засыпает, проглотив несколько ложек консервов из банки. С замедлением сердцебиения замедляется и обмен веществ, так что еды ему нужно совсем немного. Виктор объяснял, как организм умудряется продуктивно работать в таких диких условиях, но Саймон уже не помнит этих объяснений. Для него важны два факта: во-первых, то, что он до сих пор жив, а во-вторых, то, что он может это скрывать.
- Что за «ПЖЧ отдают долг»? – раздражённо спрашивает он по телефону. – Эта баба совсем свихнулась? Они же её саму закопают под землю, как только опомнятся!
- Мы не смогли продавить отмену этого проекта, - устало говорит Виктор. – Максин упирала на популярность «голубого забвения». Ты знаешь, что это наше слабое место.
- Да, да, потому что я не уследил за его сбытом, - Саймон трёт лицо руками. Последние два дня принесли много неожиданного, а приятных неожиданностей в его жизни не случается. – Ну и что мне делать с ней?
- То же, что ты всегда делаешь. Сохраняй спокойствие и притворяйся мёртвым.
Саймон скалится в трубку, забыв, что Виктор не видит. Отвечать на эту дежурную шутку ему лень.
- Что там с мальчиком?
- С Киреном? – он рассеянно оглядывается, но на улице за пределами будки по-прежнему никого нет. – Пока не похоже, что это он. Но я наблюдаю.
- Если Максин начнёт закручивать гайки, нам надо будет действовать быстро. Неживой Пророк должен появиться до того, как Немёртвый устроит новое восстание.
- Я не стану ни во что его втягивать, пока не убежусь, что он подходит.
- Хорошо, хорошо, - Виктора явно обескураживает его резкость. – Пока ты на грунте, ты сам принимаешь решения, моё дело – предупредить.
- Спасибо, - уже гораздо спокойней говорит Саймон. – Я немного нервничаю.
Любой наркоман со стажем поневоле становится талантливым манипулятором. Когда люди делятся на «источники кайфа» и «источники проблем», нужно быстро отделять первых от вторых и цеплять нужных, чтобы получить то, в чём нуждаешься. Саймон считывает людей за секунды, и Кирен не стал исключением.
Он уже понимает, что для того, чтобы зацепить этого парня, ему нужно будет открыться слишком сильно. Скорей всего – раскрыть себя и свою миссию. Проблема в том, что уже за два дня знакомства с Киреном он успел наврать ему по нескольким важным пунктам, а враньё мало способствует доверию.
Другая проблема заключается в том, что Саймон запал. Но это, в конечном счёте, особой роли не играет.
Он больше ничего не рассказывает Виктору, и они прощаются на довольно тревожной ноте. Саймон несколько секунд стоит, прижавшись лбом к грязноватому пластику кабины, а потом возвращается на "PDA-only" вечеринку в лесу.
То, что Кирен сам идёт на контакт, одновременно радует его и пугает. Саймон несколько секунд колеблется, но всё же решается нарушить свой тактильный запрет и берёт Кирена за руку. Собственные слова кажутся ему надуманными и неловкими. Зато, успокаивает он себя, это выглядит искренне.
Собственно, он и не врёт: Кирен действительно нужен ему в Рортоне. Шествие Неживого Пророка, который примирит людей с ПЖЧ, должно начаться там, где началось Восстание (зачем ломать легенду, если можно использовать её в своих целях). Получится ли из Кирена новый Пророк, Саймону до сих пор неясно.
Но он, помедлив, сжимает руку Саймона и смотрит так, что в голове у того проносится: попался.
Кто из них?
Он едва успевает взять затылок Кирена в ладони, чтобы тот не подошёл ближе. От внезапности происходящего пустеет внутри. Кирен не умеет целоваться, губы у него сухие, глаза зажмурены от ужаса, и он явно что-то очень важное определяет для себя этим поцелуем. Саймон слышит стук крови в своих ушах, чувствует, как она приливает к паху, но остановиться и выпустить Кирена невозможно.
Кирен отшатывается первым. Смотрит на него дико, вытирает рот и убегает в ночь, так и не произнеся ни слова.
Эми кричит из комнаты:
- Что это было?
- Я сам не понял, - честно отвечает Саймон.
Он запирается в ванной и всё-таки снимает напряжение перед тем, как сделать укол.
У его отражения в зеркале слишком яркие губы и пятна на щеках, которых даже гриму не скрыть. Саймон надеется, что Кирен ничего не заметил.
Кирен действительно ничего не заметил.
Кирен возмущён его радикализмом (Саймон думает, что после вчерашнего вечера не его надо обвинять в радикализме, но решает промолчать).
Кирен заставляет его «замаскироваться». После того, как Саймон смывает грим, он смотрит на него-живого с таким восторгом, что это выбивает из колеи.
Может быть, всё ещё обойдётся, думает Саймон с надеждой.
Знакомство с родителями проходит ужасно, но даже это – не главное из случившегося. Главное заключается в том, что, кажется, Саймон выполнил свою поисковую миссию.
Даже обе.
Ему хочется одновременно смеяться и плакать. Кирен уводит его за собой, даже не коснувшись, взяв на поводок одним взглядом. По дороге к дому Эми они не разговаривают, Кирен слишком зол, а Саймон – слишком ошеломлён.
Он резко приходит в себя, когда Кирен тянется к его лицу тряпкой. Спасительный рефлекс помогает Саймону перехватить его руку возле самой своей щеки и выдавить:
- Я потом сам сотру.
- Но я больше не хочу тебя таким видеть, - возражает Кирен, пытаясь вырваться.
Ничего не обойдётся, конечно. Саймон почти не разочарован, он давно уже не разочаровывается.
- Тогда я пойду и сотру сейчас, - спокойно говорит он. – А потом вернусь к тебе.
Перед тем, как уйти, он коротко целует Кирена в губы, стирая с его лица обескураженное выражение.
- С каждым днём ты кажешься мне всё более странным, - шёпотом сообщает Кирен, и Саймон, сам не веря, шёпотом же отвечает:
- Ты привыкнешь.
- Тебе стоит поглядеть на него, - говорит он в трубку чуть позже. – Он прекрасен.
Кожа Кирена без грима завораживает. Саймон оторвался от него только тогда, когда понял, что ещё немного – и никакая грёбаная маскировка его уже не спасёт.
Джулиан молча вешает трубку. Он всегда очень краток, как будто бережёт слова. У Саймона есть десяток доказательств того, что Джулиан и Немёртвый Пророк – одно лицо, и только страсть последнего к витиеватым рассуждениям не вписывается в эту теорию.
Саймон оглядывается на окна дома (Кирен остался в его комнате, Эми ещё не вернулась) и набирает ещё один номер.
- Всё очень плохо, - говорит он, не здороваясь. Виктор всё равно узнаёт его голос сразу. – Я нашёл Неживого Пророка и Первого Восставшего.
- И это плохо потому, что…
- Потому что это Кирен.
Виктор молчит пару секунд. Саймон почти видит его перед собой – закусившего ноготь большого пальца, как всегда в моменты раздумий, прищурившегося, уставившегося в пространство.
- Ты знаешь, что им может быть нужно от Первого?
- Понятия не имею. Джулиан потребовал, чтобы я приехал в город, он всё передаст мне там.
В трубке слышится сдавленная ругань. То, что Пророк не любит информировать о своих планах заранее, правильно с точки зрения иерархии, но делает его совершенно непредсказуемым. В таких полумистических вопросах, как поиск и использование Первого Восставшего, неизвестность мешает. Но Саймон не может начать задавать Джулиану вопросы, не вызвав подозрений.
- Кирен уже знает, кто ты?
- Нет, - слово даётся ему тяжело. - И это пока что самый сложный момент.
«Потому что я ненароком настроил его против живых и одновременно влюбил в себя».
«Это твоя лучшая работа, Саймон», - язвительно ответил бы Виктор на подобное признание. Но он его не услышит. Саймон постарается решить проблему сам.
- Тогда не задерживайся с этим, пока не стало ещё сложней, - советует Виктор.
Саймон пытается представить, как сделать ситуацию более сложной, и у него не получается.
Он делает себе укол под сонное дыхание Кирена.
То, что немёртвые продолжают вдыхать уже не нужный им кислород по инерции, всегда его удивляло. За всё время Саймон не видел ни одного зомби, который не дышал бы. Кирен – не исключение.
Если бы поезда до города ходили ночью, Саймон бы прямо сейчас собрал вещи и отправился на встречу с Джулианом. Но надо дожидаться рассвета, чтобы уехать куда бы то ни было.
Саймон всё же не настолько одурманен присутствием Кирена, чтобы решиться заснуть рядом с ним. Он проводит ночь сидя на полу под окном, в том месте, которое отвёл себе для моления. Молитва освобождает сознание почти так же, как наркота.
Саймон задрёмывает с чётками в руках и чуть не просыпает первый поезд.
Джулиан бесстрастен, как всегда в последнее время. Притупление эмоций считают одним из побочных эффектов «голубого забвения», хотя никто никогда не видел апостола Джулиана употребляющим его.
Он выходит из номера, не прощаясь и не оборачиваясь. Саймон слушает затихающий шорох его шагов, а потом прячет лицо в ладонях и смеётся до слёз.
Идиотизм зловещего видео поразителен, уверенность Пророка и Джулиана в том, что он готов будет убить кого бы то ни было ради сказочки про Второе Восстание, поражает вдвойне. В этот момент Саймон рад, что никогда по-настоящему не был частью секты последователей Пророка.
Карьере двойного агента конец, понимает он. Как бы там ни было, прежде всего он работает на Виктора. Виктор, слава богам, не требует от Саймона никаких ритуальных убийств, и здесь его интересы и интересы Армии Освобождения окончательно расходятся.
Собираясь, Саймон размышляет о дальнейших планах Виктора. Он знает, что тот уже давно завербовал нескольких настоящих ПЖЧ для получения информации, а сам Саймон просто был самым высокопоставленным и доверенным из агентов. В коммуну он явно больше не вернётся. Скорее всего, его новой миссией будет выведение в дамки Неживого Пророка Кирена Уокера, которого – теперь уже неизбежно – придётся просветить насчёт истинной природы Саймона.
Всю дорогу он продумывает реплики, но в Рортон всё равно приезжает неготовым. «Действовать по обстоятельствам» – ужасный план, но иного у него нет.
Саймон не любит непредсказуемые ситуации. А в Рортоне дела развиваются спонтанно и беспорядочно, как бред сумасшедшего. Можно либо привыкнуть к этому хаосу, либо бежать от него.
Кажется, за те сутки, что Саймона не было, город перешёл на военное положение. Он доходит до дома Уокеров по пустым улицам и успевает увидеть, как ополченец из бара заталкивает Кирена в машину. Они направляются в сторону нового кладбища.
Кажется, чтобы поговорить с Киреном, его надо будет сначала спасти. Причём быстро.
Уже на бегу, задыхаясь, он понимает, что забыл сделать укол. Сердце стучит заполошно и явно неровно – аритмия? Виктор предупреждал его, что моторчик лучше не нагружать, но сейчас у Саймона нет выбора.
Он оседает за оградой нового кладбища, чтобы немного отдышаться и разобраться в происходящем. Сердце рвётся, пальцы дрожат и немеют – ломка начинается слишком быстро, а он-то надеялся, что ещё пару часов сможет перетерпеть. Бормочут его глупые немёртвые, ворчат не менее глупые рортонцы, сестра Кирена вооружена и напугана, сам Кирен…
Сам Кирен накачан голубым забвением.
Пытаясь его догнать, Саймон надеялся, что чернота вокруг рта и ломаная походка объясняются чем-то другим, но сейчас он видит все остальные симптомы, и сомнений не остаётся. Кирен борется, и это восхитительно, Саймон не знал, что с «забвением» вообще можно бороться. Однако близость идиотов, полезших Кирену навстречу, делает его борьбу практически безнадёжной.
Саймону слишком плохо, чтобы как-то переживать за людей, на которых Кирен может напасть. Его бросает вперёд лишь тогда, когда он выхватывает взглядом дуло пистолета, направленного на Кирена.
Это не дрожащий кольт Джем, которая вряд ли выстрелит в брата. Дама из бара настроена решительно, Саймон ловит её решимость, как обычно, молниеносно.
«Он не может умереть, идиот», - проносится в его голове одновременно с выстрелом.
«А вот ты можешь», - добавляет он сам себе, рушась на Кирена сверху.
Сердце рвётся, чудом до сих пор не разорвавшись окончательно.
Похоже, он пока жив.
Осталось узнать, как Кирен отреагирует на это.