Подходит к концу моя вторая полноценная рабочая неделя. Я еле волочу ноги и вне работы почти не живу, но это пройдёт.
А сейчас, наверное, пришло время перестать орать во все стороны о том, как я люблю новую работу, нейропсихологию
объяснения и прочий дыбрЯ провожу индивидуальные занятия с детьми. Программа строится по шаблону, но он довольно гибок и зависит от возраста и состояния ребёнка. Состояние, вместе с основными мишенями для работы, выявляется на диагностике. Диагносты составляют протоколы и пишут заключения, родители заполняют анкеты, приносят справки от врачей, результаты обследований, данные от школьных психологов и логопедов, и вся эта кипа бумаги доходит до корректора - то есть, до меня - перед началом занятий. По этим бумажкам я впервые знакомлюсь с ребёнком и планирую первое занятие. Оно открытое - в комнате не только мы с ребёнком, но и родители, которые могут задавать вопросы, общаться со мной, оценивать, как я обращаюсь с их ребёнком и не нанесу ли я ему вреда. А я по результатам вводного занятия строю для себя примерный план курса.
В одном курсе 20 уроков, по два в неделю. Это значит, что с одним ребёнком мы встречаемся в течение двух с половиной месяцев. Я пока не знаю, что чувствует корректор в конце курса. Однако (и это я уже ощутила) к хорошим детям привязываешься уже занятии на втором. Это здорово и очень полезно: хорошие дети в хороших отношениях с корректором занимаются гораздо эффективней.
Я работаю в двух офисах сразу. В одном останусь насовсем, а в другом только заменяю заболевшую коллегу. В основном офисе меня жалеют, так что большая часть моих детей хорошие: взрослые (уже школьники), без сильных задержек в развитии, контактные и обучаемые. В том офисе, куда меня экстренно впихнули на замену, выбирать детей не приходилось. Так что там работать сложней.
Пожалуй, это
По крайней мере, я знаю, что всегда могу попросить помощи у коллег или просто поныть, что ухтяжелотяжело, чтобы мне ответили "Да лаадно, освоишься". Наверное, и правда освоюсь.
Дома лечу душевную боль у кошки. Она, похоже, впала в депрессию, когда мы переехали на новую квартиру и лишили её возможности прыгать из окна первого этажа и романтично бродить по подвалам. С одной стороны - а кто б не впал. С другой, в депрессии кошка спала, ела и иногда тоскливо орала, а больше ничего не делала - и так четыре месяца. В порыве отчаяния мы с отчимом купили ей игрушечную удочку с плюшевой мышью на конце. Кошка с такими не играет уже лет семь, но нам было нечего терять. И о чудо из чудес, мышь разбудила этот ком меха, пыли и страдания! Уже неделю мы с кошкой играем с удочкой трижды в день, а в остальное время она отлично шурует её по полу сама. Она уже немного похудела и сильно повеселела. Виват кошачьей игротерапии!
Орёт, правда, по-прежнему.
Мои милые мизантропические друзья с израильской программы сегодня снова прилетели в Израиль. Почти все, кроме меня и Семёна, поехали на следующий семестр. По отдельности (но явно по предварительному сговору, мерзавцы) пишут, как рады встретиться там и как у них всё круто.
Их ждут отличные четыре месяца, я уверена. Но к ним совершенно не хочу. Говорят, со временем должно вспоминаться только хорошее. Но у меня об Израиле пока только военные флешбеки сплошняком.
Часто думаю, ну какого ж хрена моя семейная история так полна всякого адища. С отчимом, тьфу-тьфу-тьфу, замирились и живём душа в душу уже
Ааага.