Израильский ребёнок

[crazy-corals]

Отпуск закончился, иллюзии насчёт того, что я хорошо пишу, тоже закончились... Впервые сходила на шипперские войны и ох господи больше никогда. Ни ходить, ни писать, ничего. Моя самооценка слишком шаткая для таких испытаний.
Я вышла на работу и, как и полагается после хорошего отдыха, неделю очень её не любила. Потом оказалось, что виновата не работа, а то, что я почему-то продолжаю ложиться в два часа ночи, будто мне не надо вставать в семь утра. Как только я исправила это досадное недоразумение и перестала жить ночами, мир расцвёл. Вывод: высыпаться - это правильно. А интернету всё равно, сижу я в нём по ночам или нет.
Очень хочется рассказать об одном ребёнке. Никаких имён не называю, этику не нарушаю, просто делюсь впечатлениями.
В общем, был у меня в работе ребёнок. Он ходил на занятия с мая по август, два раза в неделю по вечерам. Ему пять лет, где-то скоро, в октябре или ноябре, будет шесть. Он родился в Израиле, но мама, прекрасная еврейская женщина, надеялась воспитать его русским.
Надежды её провалились. Мальчик растёт типичным израильским ребёнком: удержу не знает, отказов не принимает, торгуется, как на Привозе, болтает, как в Кнессете, любим женщинами всех возрастов, маму трепетно обожает, но регулярно доводит до бешенства. Собственно, с этим они и пришли: мальчик не признавал никаких внешних рамок и не мог дисциплинированно работать дольше десяти минут. Через десять минут он уставал и становился невыносим. То есть, ещё более невыносим, чем обычно. Мама подумывала отдавать его в школу через год, но было понятно, что в таком состоянии никакая уважающая себя школа это чудовище не примет.
Кроме того, у парня были проблемы с чтением и счётом, он не любил и не умел рисовать, часто бывал опасно невнимателен - в общем, наш клиент.
Поначалу у нас с ним были войны. Я пыталась объяснить ему, что на занятиях есть дисциплина, он пытался объяснить мне, что плевал он на мою дисциплину. Арсенал объяснений у него был внушительный. Кроме обычного оружия пятилетних - истерик, отказов идти в кабинет и выбеганий к маме посреди занятия, лежаний на ковре и битья кулаками в стену, - он мог кидаться стульями, отвлекать меня интересными беседами на любые темы, слюнявить пол и мебель, рисовать на стенах маркером, материться, залезать на стол и гордо стоять там, ожидая моей реакции, и так далее, и тому подобное. Смотреть на всё это можно было бесконечно. В какой-то момент я так и поступала: садилась, подпирая дверь, чтобы он хотя бы не выбежал, и смотрела его, как спектакль. Или вовсе утыкалась в телефон, пока он не успокаивался
Его такое отношение не устраивало. Больше всего ему хотелось вывести меня из себя и заставить орать и угрожать. Надо сказать, что для человека, выросшего в темпераментной еврейской семье, крики и угрозы - это не нечто ужасающее, а нормальный формат разговора. Поэтому израильский ребёнок совершенно их не боялся. Орать и грозиться он умел как никто. В открытом столкновении воль он мог победить и меня, и свою маму с бабушкой и дедушкой заодно, и пару десятков профессиональных педагогов. Легко. Наверное, этой своей огромной внутренней силой он и покорял.
Я не люблю орать на детей. Так что я была только рада понять, что с израильским ребёнком ор не поможет (я его банально не перекричу). Тем не менее, нам надо было как-то работать, ведь не зря же его мама платила деньги за занятия.
В результате мы стали каждый раз банально по-еврейски торговаться. Условия мы устанавливали разные. На одном занятии он получал право задать мне два любых вопроса за каждое хорошо сделанное упражнение. Естественно, я огребла вопросов-провокаций типа "А у вас есть муж? А с кем вы живёте, если не с мужем?", "Откуда берутся дети?", "Правда, что моя мама потолстела в последнее время?", "Что будет, если я сейчас выбегу за дверь?", "Почему нельзя рисовать маркером на стене?", "Я могу прямо тут снять штаны? А как называется эта штука у меня в штанах?", "Вы, блядь, скажете маме, что я сейчас выругался?", "Правда ли, что можно через нос дотронуться до мозга?" и других. Вопросов у еврейского ребёнка всегда было гораздо больше, чем два. Но он хотя бы честно работал, чтобы их задавать, и принимал мои ограничения.
Иногда мы работали ради того, чтобы в конце поиграть в игру, которая ему нравилась. Иногда - наоборот, чтобы не играть в ту, которая ему не нравилась. На некоторых упражнениях мы вместе пели песни, но только тогда, когда еврейский ребёнок работал и старался на полную катушку. Как-то раз он хотел мне спеть какую-то ужасную матерную частушку, и я даже согласилась её выслушать, но только в конце занятия, после всех упражнений. У меня в твиттере был отдельный хэштег под цитаты с наших с ним занятий. К концу курса (да уже к середине, если по-честному) он был моим любимым ребёнком. На повторной диагностике в конце курса он показал отличные результаты, особенно в сравнении с первой диагностикой, которую ему провели до начала занятий. Причиной такой потрясающей динамики были, конечно, не только его и мои усилия, но и то, что на первой диагностике он вообще ничерта не стал делать, потому что не захотел.
После того, как мы с ним закончили, израильский ребёнок пошёл в нашем же центре к логопеду. Поначалу он терроризировал её так же, как меня (потому что это то, что он будет делать всегда и со всеми новыми людьми - проверять на прочность с толком, с чувством и с выдумкой). Рассказывая о его проделках, она виртуозно копировала его отвратительное произношение. При том, что речь у израильского парня развита так, как не у каждого взрослого, разговаривает он как Дональд Дак. Не потому, что его не научили произносить "р", "ш", "ц" и "ф", а потому, что люди его и без этой произносительной ерунды прекрасно понимают. Зачем заморачиваться?
На днях логопед поделилась со мной новостью: скоро мама израильского ребёнка увезёт его на ПМЖ на историческую родину. Там с такими кадрами справляются лучше, чем у нас. Российская система общего образования не готова к ученикам, которые будут с ней торговаться за каждую палочку в прописи.
"Мне почему-то так грустно его отпускать", - сказала логопед. Думаю, этот жук и её успел обаять.
Вчера он выдернул меня с моего занятия, чтобы рассказать об отъезде лично.
"МарьМихална, я в следующий понедельник уеду в Израиль насовсем!" - выпалил он, когда я вышла в коридор.
"Ох. Я буду по тебе скучать", - грустно сказала я и погладила его по голове, но он вывернулся:
"Так сфоткайте меня, чтобы не забыть!"
Такое, пожалуй, забудешь.
"Ну что, - спросила я, доставая телефон, - логопед тебя научила буквы произносить?"
"Неа", - сказал он и гордо ухмыльнулся.

В переводе с иврита имя этого красавца означает "дуб". Вот уж реально, как судно назовёшь, так оно и поплывёт. Если его уже в пять лет невозможно прогнуть, что дальше будет? Может, я когда-нибудь в Израиле за него проголосую?