Дополнения к списку смертных грехов: волейбол, баскетбол, бейсбол...

Haikyuu, драбблы. Очень много про любовь и очень мало про сюжеты, но на то они и драбблы, да?

Тендо и Цукишима, допущения, GТендо и Цукишима, допущения, G
Допустим, Цукишиму окружают идиоты, способные на чудеса, и лучшие друзья, умеющие удивлять, и талантливые люди, которым он не ровня. Допустим, с некоторых пор он даже предпочитает эту компанию плееру. Допустим, к следующему тренировочному лагерю он привыкает бегать по утрам, начинает лучше следить за режимом и покупает утяжелители для тренировок. Он уверен, что никто не заметит изменений, но их замечает сначала Ямагучи, потом Кагеяма, а потом и остальные. Цукишиму хлопают по плечам и поздравляют. Непонятно с чем.
Допустим, он ждёт поездки в лагерь гораздо больше, чем в прошлый раз. Этого уже точно никто не должен заметить, но Хината спрашивает у него "Ты же хочешь снова сразиться с Тендо, да?", как будто это само собой разумеется, и да. Цукишима хочет.
В автобусе Ямагучи спит на его плече, а Цукишима за всю дорогу не смыкает глаз. Ему тревожно, но это хорошая тревога. Бодрящая.
Допустим, он ищет яркую шевелюру в толпе встречающих и, найдя, видит, что Тендо точно так же высматривал его. Допустим, Цукишима тут же отводит глаза. В суматохе воинственных воплей Хинаты ("Я приехал, чтобы втоптать тебя в бетон!") непонятно, что говорить, потому что орать, как Хината, Цукишима не будет.
- Я так скучал по твоему постному лицу, - Тендо хлопает его по плечу, как будто они не один раз виделись, а сто лет знакомы. И что, думает Цукишима, вот так просто?
А впрочем, да. Вот так просто.
- Куда идти, чтобы моё постное лицо поскорее оказалось через сетку от твоего? - спрашивает он.
- Эй, а как же "Я тоже скучал по тебе, Сатори, игра против тебя потрясла моё невинное сердце, и я думал о тебе весь этот месяц"? Ты, кстати, уже не такой тощий. И не такой бледный. Но всё равно нравишься мне, - последнее он почти пропевает. Цукишима с ужасом понимает, что у него горят щёки.
Допустим, Тендо с ним флиртует, и не то чтобы Цукишима был против. Допустим.

Тендо/Цукишима, 3+1 про счастье

Яку/Лев, очень тупое про последние главыЯку/Лев, очень тупое про последние главы, G
Лев рос со страшной скоростью. Путался в руках и ногах, с сожалением убирал в коробку с надписью «Детское» почти новые джинсы и свитера, ударялся лбом о предметы, до которых год назад едва мог допрыгнуть.
И это была самая лёгкая часть.
Взрослеть было тяжелей, чем расти. Всё вокруг приучало Льва думать, останавливаться, молчать, соразмерять и делать ещё тысячу вещей, без которых он раньше прекрасно обходился. А теперь не мог. Все эти вещи не приносили радости, но с ними он чувствовал себя чуть правильней.
Раньше ему вообще ничего не надо было делать, чтобы чувствовать себя правильно. Его самооценка была твёрдой и высокой стеной, которая ограждала Льва от любых забот. Старшая школа сломала в нём все стены, а обожаемый волейбол не оставил от его уверенности в себе камня на камне, и единственным, что возвышало Льва над другими, оставались его длинные ноги. Не самое большое преимущество. Яку-сан, например, и со своим ростом творил чудеса.
Яку-сан.
Он слишком поздно понял, что семпай слишком крут для него. В скромном тренировочном зале Некомы Яку просто не хватало места, чтобы развернуться. К тому же, он не устраивал шоу из своей игры — если не знать, куда смотреть. Лев не знал. Он думал, что Яку-сан сильный и умный, верил каждому его слову, смеялся, когда Яку говорил что-то смешное или просто хохотал сам — у него был забавный смех, похожий на фырканье. Лев всегда был человеком прикосновений, а Яку не отстранялся, когда он до него дотрагивался. Он принимал все подношения Льва — утренний кофе и звонки по вечерам, домашние работы на проверку, уличных кошек, вопли и эмоции, шоколад на День Святого Валентина, всего Льва с потрохами.
То есть, Льву так казалось. Пока в тот день, когда они играли с Фукуродани, он не увидел, что на самом деле Яку-сан в сто раз круче. Маленький, скромный, уютный Яку мог легко заполнить и закрыть собой всю площадку. И Льва, беспомощного, как котёнок, тоже.
Он и без этого был влюблён изо всех сил. Что же ему было делать теперь со всей своей любовью, которой для невероятности Яку было слишком мало? Лев шмыгнул носом и заставил себя думать об игре, потому что, пока он думал о невероятном и слишком крутом для него Яку, всей его новообретённой взрослости хватало только на то, чтобы не разреветься.

Бокуто/Акааши, RБокуто/Акааши, R
Бокуто говорит:
- Ты меня знаешь лучше, чем родная мать.
- И-и-и в моём рейтинге «Худшие фразы Бокуто Котаро во время секс-марафона» обновилась первая строка, - Акааши со вздохом откидывается на подушку. Бокуто целует его шею, ещё раз и ещё. Лажать он умеет, как никто, это правда. Но в работе над ошибками Бокуто тоже нет равных. Акааши готов простить ему и глупые фразы во время секса, и много чего ещё, когда Бокуто отрывается от его шеи и укоризненно нависает:
- Ты не дослушал.
- А должен был? - Акааши сцепляет пальцы на его шее, гладит выступающую косточку ниже затылка. Бокуто продолжает нависать, даже не дрогнув. Плечи у него как из тёплого камня.
- Акааши, - говорит он. Тогда Акааши убирает руки, закидывает их за голову и весь превращается вслух. Спорить — себе дороже.
- Ты знаешь меня лучше, чем родная мать, - зачем-то повторяет Бокуто, как будто Акааши сможет забыть это заявление в ближайшие лет десять. - И когда я слетаю с катушек, только ты можешь привести меня в чувство.
- Не только я. Вся команда уже этому научилась. Все могут привести тебя в чувство, кроме тебя самого. Ладно, господи, я молчу.
- Просто хочу тебя попросить, чтобы вот прямо сейчас ты позволил мне делать, как я хочу, - говорит Бокуто. - А я очень хочу тебя трахнуть.
- И с чего мне тебя останавливать?
- С того, - Бокуто не выдерживает и снова касается губами его шеи, прямо под ухом. Вздрогнув, Акааши поворачивает голову и подставляется. Слова Бокуто словно влезают под кожу: - С того, что я буду делать это очень, о-очень медленно. Потому что Акааши, ну нет же сил.
Акааши затыкает ему рот ладонью, сам на грани того, чтобы слететь с катушек. Всё, что делает Бокуто, проверяет Акааши на прочность и стрессоустойчивость. Всегда.
Прямо сейчас он утыкается в ладонь Акааши носом, вдыхает, коротко целует. Взгляд его прикован к лицу Акааши.
- Что.
- Обожаю тебя, - невнятно признаётся Бокуто. - Так ты согласен?
Акааши уже на всё согласен. Он так и говорит. Бокуто заставляет его опустить руки, смотрит сверху, целует в губы и просит закрыть глаза. В ответ Акааши молча качает головой. Бокуто лучше удаются фразы вроде «Я люблю на тебя смотреть», но Акааши, нервно облизав губы, уже почти собирается сказать нечто подобное, когда Бокуто седлает его ноги и ведёт тяжёлыми руками по бокам. Склонившись, он целует его в живот — слишком мало пресса, слишком много рёбер, фоном думает Акааши, но Бокуто выцеловывает, и думать трудно. Одну руку он заводит между ними, пару раз проводит вверх и вниз по их членам, но у Бокуто хреново получается делать несколько вещей одновременно, и сейчас он выбирает процесс, а не результат. Процесс — это целовать, дышать, трогать языком, давить подушечками пальцев, оставлять следы. Он пытается сделать так, чтобы на коже Акааши не осталось ни одного (нецелованного, некусанного, не запомнившего его пальцев) места. Достаточно, чтобы занять Бокуто надолго. Более чем достаточно, чтобы довести Акааши до полной потери контроля.
- Я могу кончить только от этого, - предупреждает он, пока у него есть ещё хоть какое-то желание произносить слова длиннее одной буквы.
- А я нет, - говорит Бокуто. - Слишком занят.

Во имя крэка: Сугавара/Танака, PGСугавара/Танака, драма и флэшбеки, PG
Что-то такое должно было случиться. Саёко всегда говорила, что он не контролирует свою жизнь и плывёт по течению, что рано или поздно его везение закончится и что тогда-то Танака и повзрослеет, наконец.
И вот он сидит в больничном коридоре и взрослеет. Как будто его сквозь машину времени протаскивают. Будь у него волосы, они бы седели на глазах. Танака крепкий, Танака бы пережил, ударь по нему реальность хоть кулаком в полную силу, хоть с ноги, хоть лбом в лицо. Но кто ж знал, что она не по нему ударит?
Суга в реанимации. Танака уже написал смски с этой фразой всем, кому мог, и дал адрес больницы. Он ещё не знал, как будет объяснять им, почему Суга, милый, осторожный, правильный Суга оказался в реанимации из-за последствий тяжёлых побоев. Танака бы сбежал от всех этих объяснений, но от Суги он сбежать не может. Потому и сидит, согнувшись в три погибели и сжимая голову руками. Пожилая медсестра, проходя мимо, гладит его по плечу и спрашивает, не нужно ли чего. Видимо, у Танаки, как всегда, слишком страшное лицо, потому что ему даже не приходится отвечать — она сама отшатывается и, шаркая ногами в мягких тапках, обходит его по широкой дуге.
Он хотел ответить, что ему бы не помешал стакан воды. Сам он до кулера не дойдёт.
- Мудак, - бормочет он, - ну ты мудак, Танака, урод, мразь, недоделок, имбецил...
Ещё раз — ладно бы он сам был бит за то, что по глупости ввязался в незаконное строительство. На нём всё заживает, как на собаке, он однажды сломанную ногу за неделю залечил. Почему это всё — перелом рёбер, вспоминается монотонный голос врача, множественные гематомы, перелом тазобедренного сустава, смещение позвоночного диска, переломы пальцев, сотрясение мозга, что там ещё — досталось Суге?
Просто потому, что он держал Сугу за руку, входя на стройку? Они же не в каменном веке живут, чтобы бить человека только за то, с кем он спит. Танака скрипит зубами, потому что его самого уже били за Сугу. Когда он ушёл из банды на первом курсе колледжа, потому что Суга его попросил.
И ещё раз — когда он был первогодкой, а на Сугу, его драгоценного (второго после Кьоко) семпая, насели выпускники. Танака тогда ещё не знал, что Суга, во-первых, прекрасно понимает, что выглядит лёгкой мишенью, а во-вторых, обожает удивлять тех, кто его недооценивает. Танака просто подошёл к ближайшему третьегодке со спины, взял за плечо и вполне благожелательно заглянул в глаза. Дальше они с Сугой отбивались на пару, а потом тот добавил ко всему, что Танака успел огрести в драке, свою затрещину: не лезь, мол, куда не просят! Но поблагодарил. И улыбнулся. Танака был озадачен, смятён, смущён и польщён одновременно, и это было больше, чем его простая душа могла вынести.
Прямо сейчас его разрывает от бешенства, горя, злости на себя, страха за Сугу — опять слишком много всего, и опять Суга тому виной.
Когда он придёт в себя, Танака будет орать на него часа четыре. Суга привык к тому, что иногда Танаке просто надо поорать. Да. Он сможет с этим справиться. Суга всё сможет.
Сестра снова трогает его за плечо. В руке у неё пластиковый стаканчик с водой.
- Благодарю вас, - хрипит Танака.
- Держись, милый, - кивает она. Милым его не называли лет с четырёх. Даже Суга обычно просто зовёт его по имени, зачем им финтифлюшки и ласковые прозвища, и так ведь всё понятно.
Танака пытается вспомнить, когда это ему всё стало понятно. Точно не в школе, хотя, как потом признался Даичи (и Ноя, и Асахи, и даже Хината, святые небеса), Танаке надо было очень постараться, чтобы не заметить, как Суга на него смотрел. Особенно в последний свой год. Что ж, выходит, Танака был старательным парнем.
Он ищет в памяти момент, когда понял про себя и Сугу, и ему начинает казаться, что этот момент — сейчас, или что его никогда и не было. Даичи, спасительный якорь для его разума, появляется в конце коридора и в три прыжка оказывается с ним рядом.
- Что случилось? - спрашивает он, быстро пожимая Танаке руку, обнимая за плечи, не зная, что делать.
- Я мудак, - честно говорит Танака. - Это всё моя вина.

Ямацукки, "собирать в дорогу", космоау

Дополнения к списку смертных грехов: волейбол, баскетбол, бейсбол...

Смотрите также