09.01.2010 в 00:41
Пишет Каролайна:Кхм...
Итак, мы написали. Написали одно, а концовок вышло - две.
Попытки выбрать кусок получше, потому что "Ты лучше написал" и "Не ты круче!" затмили все. Поэтому вот.
Одно общее начало
- Сделай мне кофе.
Хайне не знает, что ему надо, в этой сырой норе-квартире, Хайне и знать не хочет.
- Сделай, ты же можешь.
Хайне молчит. А что еще сказать этому идиоту?
В пластырях весь, с огромной ссадиной на ладони и ровным порезом на носу, болезненно угловатый, одни неровные линии и никакой плавности.
- Хайне...
Хайне послушно нажимает на кнопки кофеварки, Хайне садится напротив Бадоу и смотрит через стол.
- Зачем пришел?
Бадоу выдыхает дым, изо рта сиреневатые тени выдыхает, они пляшут и теряют форму где-то под потолком.
- Просто так, Хайне.
Хайне не понимает, как это - просто так.
Но выглядит довольно глупо.
- Тебя побили снова, уебище.
Бадоу меланхолично теребит уголок пластыря на щеке, хмыкает.
Хайне сам готов побить его за это равнодушие, за безжизненный голос и за запах мятного чая. Хайне чувствует его так остро, словно Бадоу у него на коленях сидит и Хайне может уткнутся носом в волосы и вдыхать-выдыхать.
Но дело в том, что Бадоу не сидит у Хайне на коленях.
Бадоу сидит на стуле, вытянув ноги и закрыв глаз, ресницы длинные дрожат, как у бабы.
Но Бадоу не баба.
Бадоу...
Бадоу же – ломаный весь, неровные линии и острые углы, да, лицо как будто заострившееся даже и синева под глазом.
Как у мертвеца.
Хайне вдруг кажется, что Бадоу – умер. Вот только что, незаметно, в одну секунду. Что не дышит уже, что ресницы только в дыму дрожащими кажутся, что сигарета сейчас выпадет изо рта…
- Не пялься, - говорит вдруг Бадоу, не двигаясь и глаз не открывая. Выдыхает дым, прячась в нем как будто от взгляда Хайне. – Ну, побили, и что?
- Да заебал ты, вот что, - бормочет Хайне, у которого, оказывается, сердце в пятки уходило. – Придурок.
- Просто сделай мне кофе, - голос у Бадоу усталый-усталый. – Я выпью и пойду.
А вот тут наши пути...разошлись.
путь 1
- Просто сделай мне кофе, - голос у Бадоу усталый-усталый. – Я выпью и пойду.
А Хайне тоже устал, вообще-то. Пока этот рыжий придурок гулял неизвестно где и наживал приключений на свою задницу, Хайне носился по всему Городу и – нет, не искал его, конечно, - выполнял их работу за двоих. И отчитывался потом перед падре, и заглядывал в Буон Вьяджо – просто так, не думая даже встретить там Нейлза.
И домой пришел ровно за десять минут до того, как Бадоу начал трезвонить в дверь.
Хайне встает, подходит к запищавшей кофеварке, наливает в давно уже треснутую кружку кофе – без всяких там кориц и сахаров, перебьется.
Он резко ставит кружку на стол перед Бадоу, заставляя того вздрогнуть и уставиться на него сквозь дым.
- Ты выпьешь кофе, - кивает Хайне, не отводя взгляда, - а потом расскажешь мне, какого хрена ты опять шлялся черт знает где. Причем расскажешь не тоном умирающей институтки, а нормально. Нормально, блядь.
Бадоу опускает голову, завешиваясь волосами – прячась опять. Хайне хватает его за подбородок – похер, что там ссадина под пластырем, может, поймет лучше, - и шипит тихо совсем:
- И если ты хоть раз произнесешь имя своего… Дейва, - Бадоу дергается, - то я тебя точно изобью так, как никаким мудакам с битами не снилось.
И путь 2
Хайне наливает в чашку обжигающе горячий кофе, и ставит его перед Бадоу.
Кофе пахнет на всю кухню, заглушая запах мяты и крови, и Хайне даже немножко жалеет.
Лицо Бадоу словно вылеплено из воска и плохо раскрашено - кляксами синяков, кровоподтеков и пятнами пластырей.
Хайне смотрит.
Бадоу красивый все равно, ломкой красотой умирающей свечки, синий-красный-грязнобелый, пятна, кляксы, точки.
И Хайне понимает, что не хочет, что бы Бадоу уходил.
Никогда.
Потому что этот Бадоу, неровный, тонкий, крошащийся в пальцах - он только для Хайне.
Потому что Бадоу, как только окажется за дверью, натянет на себя улыбку и отдерет все пластыри, и пойдет танцующей походкой по улице, и будет смеяться над собой, лопая ранки на губах.
Потому что...Бадоу.
Восковая фигура, крашенный парафин.
Хайне ловит его за руку в прихожей.
- Не уходи.
Но Бадоу только улыбается - чертовой жалкой улыбкой - и толкает дверь.
Мы жалкие уроды, да, простите.
URL записиИтак, мы написали. Написали одно, а концовок вышло - две.
Попытки выбрать кусок получше, потому что "Ты лучше написал" и "Не ты круче!" затмили все. Поэтому вот.
Одно общее начало
- Сделай мне кофе.
Хайне не знает, что ему надо, в этой сырой норе-квартире, Хайне и знать не хочет.
- Сделай, ты же можешь.
Хайне молчит. А что еще сказать этому идиоту?
В пластырях весь, с огромной ссадиной на ладони и ровным порезом на носу, болезненно угловатый, одни неровные линии и никакой плавности.
- Хайне...
Хайне послушно нажимает на кнопки кофеварки, Хайне садится напротив Бадоу и смотрит через стол.
- Зачем пришел?
Бадоу выдыхает дым, изо рта сиреневатые тени выдыхает, они пляшут и теряют форму где-то под потолком.
- Просто так, Хайне.
Хайне не понимает, как это - просто так.
Но выглядит довольно глупо.
- Тебя побили снова, уебище.
Бадоу меланхолично теребит уголок пластыря на щеке, хмыкает.
Хайне сам готов побить его за это равнодушие, за безжизненный голос и за запах мятного чая. Хайне чувствует его так остро, словно Бадоу у него на коленях сидит и Хайне может уткнутся носом в волосы и вдыхать-выдыхать.
Но дело в том, что Бадоу не сидит у Хайне на коленях.
Бадоу сидит на стуле, вытянув ноги и закрыв глаз, ресницы длинные дрожат, как у бабы.
Но Бадоу не баба.
Бадоу...
Бадоу же – ломаный весь, неровные линии и острые углы, да, лицо как будто заострившееся даже и синева под глазом.
Как у мертвеца.
Хайне вдруг кажется, что Бадоу – умер. Вот только что, незаметно, в одну секунду. Что не дышит уже, что ресницы только в дыму дрожащими кажутся, что сигарета сейчас выпадет изо рта…
- Не пялься, - говорит вдруг Бадоу, не двигаясь и глаз не открывая. Выдыхает дым, прячась в нем как будто от взгляда Хайне. – Ну, побили, и что?
- Да заебал ты, вот что, - бормочет Хайне, у которого, оказывается, сердце в пятки уходило. – Придурок.
- Просто сделай мне кофе, - голос у Бадоу усталый-усталый. – Я выпью и пойду.
А вот тут наши пути...разошлись.
путь 1
- Просто сделай мне кофе, - голос у Бадоу усталый-усталый. – Я выпью и пойду.
А Хайне тоже устал, вообще-то. Пока этот рыжий придурок гулял неизвестно где и наживал приключений на свою задницу, Хайне носился по всему Городу и – нет, не искал его, конечно, - выполнял их работу за двоих. И отчитывался потом перед падре, и заглядывал в Буон Вьяджо – просто так, не думая даже встретить там Нейлза.
И домой пришел ровно за десять минут до того, как Бадоу начал трезвонить в дверь.
Хайне встает, подходит к запищавшей кофеварке, наливает в давно уже треснутую кружку кофе – без всяких там кориц и сахаров, перебьется.
Он резко ставит кружку на стол перед Бадоу, заставляя того вздрогнуть и уставиться на него сквозь дым.
- Ты выпьешь кофе, - кивает Хайне, не отводя взгляда, - а потом расскажешь мне, какого хрена ты опять шлялся черт знает где. Причем расскажешь не тоном умирающей институтки, а нормально. Нормально, блядь.
Бадоу опускает голову, завешиваясь волосами – прячась опять. Хайне хватает его за подбородок – похер, что там ссадина под пластырем, может, поймет лучше, - и шипит тихо совсем:
- И если ты хоть раз произнесешь имя своего… Дейва, - Бадоу дергается, - то я тебя точно изобью так, как никаким мудакам с битами не снилось.
И путь 2
Хайне наливает в чашку обжигающе горячий кофе, и ставит его перед Бадоу.
Кофе пахнет на всю кухню, заглушая запах мяты и крови, и Хайне даже немножко жалеет.
Лицо Бадоу словно вылеплено из воска и плохо раскрашено - кляксами синяков, кровоподтеков и пятнами пластырей.
Хайне смотрит.
Бадоу красивый все равно, ломкой красотой умирающей свечки, синий-красный-грязнобелый, пятна, кляксы, точки.
И Хайне понимает, что не хочет, что бы Бадоу уходил.
Никогда.
Потому что этот Бадоу, неровный, тонкий, крошащийся в пальцах - он только для Хайне.
Потому что Бадоу, как только окажется за дверью, натянет на себя улыбку и отдерет все пластыри, и пойдет танцующей походкой по улице, и будет смеяться над собой, лопая ранки на губах.
Потому что...Бадоу.
Восковая фигура, крашенный парафин.
Хайне ловит его за руку в прихожей.
- Не уходи.
Но Бадоу только улыбается - чертовой жалкой улыбкой - и толкает дверь.
Мы жалкие уроды, да, простите.