В общем, Холмс и Ватсон все еще здесь,
И вот обещанное Ананасегу драббле, которое я, кажется, задержала жутко, и мне стыдно, и да простит меня Ананасег Т__т
стррадааать!Ватсон тушит пледом очередной пожар на рабочем столе Холмса.
Холмс стоит рядом, дымит трубкой и помогать не собирается, конечно же.
У Холмса опять испорчен опыт века. Холмс страдает и называет Ватсона узколобым прагматиком, который помешал свершиться великому открытию.
Ватсон молчит.
Ватсон не отвечает язвительно, что вместо открытия могло бы получиться серое пепелище и три трупа, не считая собаки.
Ватсон помощи не просит даже: в конце концов, Холмс – гений, гении за собой не убирают.
Комната заполнена дымом от тлеющего пледа и холмсовой трубки. Холмс распахивает окно, дым вырывается наружу, в лондонский полдень, пугая прохожих и делая воздух города еще чуть-чуть серей.
- Какая мерзость, - заключает Холмс с отвращением, оглядев улицу. И возвращается в комнату, и падает в кресло, и откидывается на спинку, и закрывает глаза.
Ватсон аккуратно садится на подлокотник рядом с ним, вздыхает и молчит совсем. И коснуться даже боится.
- Скажите уже хоть что-нибудь, - просит Холмс печально.
- Вы идиот, дружище, - так же печально говорит Ватсон.
- Недоказуемо, - Холмс морщится.
- Не требует доказательств.
- Все в этом мире требует доказательств.
- Некоторые вещи и так очевидны.
- Предположение о моем возможном идиотизме к ним явно не относится.
- О, поверьте мне…
Дымная завеса в комнате медленно рассеивается, запах гари и реактивов уже почти не вызывает отвращения, разбросанные по полу клочки бумаги, испещренные химическими формулами, шуршат на сквозняке.
Ватсон молчит.
Ватсон только слегка касается бедром плеча Холмса.
Ватсон мечтает уже, чтобы вбежал какой-нибудь мальчишка-полицейский с веснушчатой физиономией и испуганными глазами, и потребовал «мистера Шерлока Холмса срочно».
Чтобы Холмс вскочил, представился и потребовал ввести его в курс дела.
Чтобы потом исчезал на полдня непонятно где, взяв с собой накладную бороду и не взяв револьвер, возвращаясь измотанным и хорошо, если не избитым, падал на руки Ватсону, и Ватсон обещал бы себе больше никогда не отпускать этого идиота одного.
Чтобы у Холмса были красные от недосыпа глаза, и Ватсону приходилось загонять его в кровать всеми возможными способами, и ложиться рядом, и обнимать крепко, чтобы не сбежал опять по каким-то преступным делам.
Чтобы Ватсон проклинал полицейских, преступников, мать Холмса, родившую гения, и мечтал опять о мирных светлых днях без постоянной беготни, напряжения и драк.
Вот уж действительно, всякая мечта остается мечтой только до тех пор, пока не сбудется.