Фендом: DOGS
Тип: джен, вроде бы
Персонажи: Бадоу, Дейв
Жанр: общий? романс?
Отречение: отрекаюсь
От автора: автор считает, что, когда Дейв был жив, в Городе еще была весна. Автор знает, что он кретин, да.
читать дальше
Дейв тащит мелкого в школу чуть ли не за шиворот. Мелкий только что - недели не прошло - переболел обычной своей февральской ангиной и разленился окончательно. Заявил даже, что решил бросить учебу и стать журналистом, как брат.
Естественно, Дейв ответил, что Бадоу охренел, что школу он ему бросить не даст и что разговор окончен.
Естественно, Бадоу попытался возражать.
Естественно, на следующее утро Дейв, специально встав пораньше, пошел провожать этого кретина до школы, схватив за руку, как первоклассника, чтоб не сбежал.
Бадоу сначала вырывался, шипел что-то злобное, но Дейв будто внимания не обращал. Топал себе по лужам, таща брата за собой, прищурившись и мусоля в зубах незажженную сигарету.
И молча злясь, наверное, на Бадоу, погоду и весь мир.
…Весенняя слякоть хлюпает под ногами, разлетается из-под колес машин, мелкими каплями оседая на одежде, проникает непонятно как внутрь тяжелых ботинок, трет наждаком и без того воспаленное горло, мешает дышать.
Птицы разноголосо чирикают с кустов, крыш, заборов, с неба, из-под земли, кажется, и даже в голове как будто свила гнездо какая-то пернатая мелочь и долбится в виски отвратительным писком.
Солнце режет глаза, заставляя жмуриться и идти, не разбирая дороги, и не греет нихрена, хотя уже должно бы.
Никакого волшебства, оживания природы, бури гормонов – нет. Есть только гнилая трава под грязным тающим снегом, окурки и прочая дрянь в лужах и скачущее давление.
И какой идиот придумал всю эту романтическую лабуду?
Дейв недовольно хмурится и косится на притихшего мелкого.
Бадоу идет уже почти спокойно, только лужи пытается обходить: кеды новые жалеет, наверное. И смотрит, в основном, себе под ноги, но чем ближе к школе, тем чаще вертит головой, высматривая одноклассников, которые могли бы увидеть его унижение и потом загнобить.
- Да нет тут никого, - хмыкает Дейв успокаивающе. – Все на уроках уже, а мы охренеть как опаздываем, между прочим.
Бадоу зыркает на него из-под челки, шмыгает носом и молчит. Дуется.
На солнце глазищи у мелкого – зеленые-зеленые, как у кошки.
Хоть какая-то польза от этого солнца, хмыкает Дейв про себя.
Поднявшись на нижнюю ступеньку школьного крыльца, Бадоу резко выдергивает ладонь, прячет руки в карманы штанов (после болезни старые джинсы висят на нем, как на вешалке, смотреть больно), щурится на Дейва против солнца:
- Ну чего, мамочка? До школы довел, мозги промыл, давай вали уже, что ли…
- Я посмотрю, как ты внутрь зайдешь, - отвечает Дейв, ухмыляясь.
Бадоу, кажется, стискивает в карманах кулаки, бормочет сквозь зубы:
- Сволочь ты, Дейв.
- За «сволочь» - по шее получишь.
- Тебе можно ругаться, а мне нельзя?
- Детка, - Дейв ухмыляется еще шире, - вали учиться.
Детка бурчит что-то еле слышно себе под нос – по шее ей, детке, уж точно не хочется - и нехотя поднимается по ступенькам.
Дейв, наконец, прикуривает сигарету, глядя Бадоу в спину, и мимолетно думает, что мелкому пора стричься. А еще – что у него скоро, уже к апрелю, появятся веснушки на носу, и он будет ворчать о своем уродстве, а Дейв – фыркать и трепать идиота по рыжей макушке.
- Дурак ты еще, все-таки, - выдыхает он вместе с дымом, когда Бадоу уже дергает на себя ручку школьной двери. Получается почти ласково, и Бадоу чувствует, наверное.
- Вали спать, придурок, - отвечает он, не оборачиваясь.
И лыбится, судя по голосу.