Я затащу тебя в ад - если ты не против, конечно.
Неожиданно - про Город.
Неожиданно - джен.
Прости меня, Сэтто, за никанон. И прости меня, Лай, за то, что тебя там нет Т.т
О Богине и ее племениШаман танцует. Его движения тягучи, перетекают одно в другое, завораживают, глаза - широко распахнуты. Он ни на миг не отводит взгляда от горящих поленьев.
Костер в его хижине не гаснет никогда, поэтому здесь тепло даже в самые холодные дни бесконечной зимы. Пока взрослые сидят по домам, обсуждая свои взрослые проблемы и лениво занимаясь какой-то нехитрой и жутко скучной – зимней – работой, неугомонные дети сбегают к Шаману. Чтобы сидеть, прижавшись друг к другу, в углу хижины, сонно моргая от бликов костра, и ждать, когда Шаман, вдруг оборвав свой танец, опустится на утоптанную землю и ссутулится, устало прикрыв глаза.
Тогда кто-то из детей – самый смелый, конечно же, - спрашивает:
- Не отозвалась?
- Не отозвалась, - эхом отзывается Шаман. Бросает в огонь пучок каких-то трав, засушенных еще осенью (когда она была, та осень…), и на мгновение в хижине веет свежим весенним духом, похожим на дыхание Богини. Но скоро - слишком скоро - от трав остаются лишь угли, а от духа – смутное воспоминание. Будто и не было его.
- Шаман, а почему у нас нет Богини? – спрашивает кто-то из младших, чтобы нарушить накатившую тишину.
- Что ты болтаешь, глупый? – Шаман сердито передергивает костлявыми плечами под волчьей шкурой. – У нас есть Богиня. Просто Она… ушла.
- Почему?
Шаман только вздыхает тяжело, глядя в огонь. А потом усаживается поудобнее и принимается рассказывать – в сотый, в тысячный раз, дети знают эту историю наизусть, но кого это волнует?
- Когда-то давно, когда мой прадед был совсем ребенком, а ваши прадеды вообще не родились, Богиня была с племенем. С самой высокой горной вершины Она спускалась к своим детям – а все мы Ее дети, от основателя племени и до вас, щенков, - и танцевала с ними вместе праздничными ночами, и принимала дары, и лечила больных, и забирала отживших свое стариков, и играла с детьми, рисуя им на земле выдуманные, наверное, миры и волшебных животных…
А каждый год, когда племя уставало от зимы - тогда она еще не была вечной, конечно же, - Богиня пела. Ее пение летело вместе с ветром над селением, над застывшим водопадом, над тропами яков и горными вершинами, и тогдашний старый Шаман говорил, что Богиня зовет весну.
И весна приходила на зов Богини – каждый год.
Но однажды вместе с весной пришли люди с равнин – низкорослые, черные, будто опаленные навек своим безжалостным солнцем. Их было много, и все - воины, привыкшие и давно полюбившие убивать. У них был, наверное, другой бог, и он был сильнее Богини, потому что Она так и не защитила своих детей от равнинных захватчиков. И селение опустело, дома были обобраны до голых стен, а мертвые жители лежали на улицах и не чувствовали, как сыплются с неба и не тают на их лицах мокрые снежинки – последняя битва умирающей зимы с новой весной.
Наверное, Богиня плакала, проходя через деревню и заглядывая в слепые окна домов. Но единственный выживший – тот самый прадед нынешнего Шамана, которого равнинные приняли за уже мертвого и не стали добивать, - видел только Ее спину, исчезающую в белом снежном мареве.
- Потом прадеда нашли и выходили люди соседнего племени, - хрипло заканчивает Шаман. - Он жил с ними, пока не стал взрослым, но, когда пришла вечная зима, взял с собой жену и детей и вернулся сюда. Он стал новым вождем нашего племени, а его младший сын – новым Шаманом.
Шаман замолкает и обводит взглядом детей. Те слушают, открыв рты и не дыша, и даже не сразу понимают, что история закончилась.
- А где Она теперь? – вскидывается один из них, встрепанный и тощий. Впрочем, они все теперь встрепанные и тощие: в вечной зиме жить тяжело.
- Никто не знает, - говорит Шаман. – Наверное, живет среди обычных людей, а они и не догадываются, что Она – Богиня.
- А почему Она не возвращается? – спросивший, кажется, чуть не плачет от обиды. – Мы Ей больше не нужны?
- Она думает, что нас всех давно убили, дурак, - шипит на него кто-то постарше. – Она не знает, что мы Ее ждем. Так, Шаман?
Шаман только кивает, соглашаясь.
Никто в селении уже не помнит лица Богини – неоткуда. Ее рисунки на земле, которых никто не мог затоптать, давно скрыты под снегом. Дети, которые радовались этим рисункам, мертвы уже много, очень много лун.
Но в хижине Шамана никогда не гаснет костер, и все отчаянно верят, что однажды Богиня – их Богиня, их Сэтто, - обязательно придет на его свет и тепло. И весна будет идти за Ней следом.
Неожиданно - джен.
Прости меня, Сэтто, за никанон. И прости меня, Лай, за то, что тебя там нет Т.т
О Богине и ее племениШаман танцует. Его движения тягучи, перетекают одно в другое, завораживают, глаза - широко распахнуты. Он ни на миг не отводит взгляда от горящих поленьев.
Костер в его хижине не гаснет никогда, поэтому здесь тепло даже в самые холодные дни бесконечной зимы. Пока взрослые сидят по домам, обсуждая свои взрослые проблемы и лениво занимаясь какой-то нехитрой и жутко скучной – зимней – работой, неугомонные дети сбегают к Шаману. Чтобы сидеть, прижавшись друг к другу, в углу хижины, сонно моргая от бликов костра, и ждать, когда Шаман, вдруг оборвав свой танец, опустится на утоптанную землю и ссутулится, устало прикрыв глаза.
Тогда кто-то из детей – самый смелый, конечно же, - спрашивает:
- Не отозвалась?
- Не отозвалась, - эхом отзывается Шаман. Бросает в огонь пучок каких-то трав, засушенных еще осенью (когда она была, та осень…), и на мгновение в хижине веет свежим весенним духом, похожим на дыхание Богини. Но скоро - слишком скоро - от трав остаются лишь угли, а от духа – смутное воспоминание. Будто и не было его.
- Шаман, а почему у нас нет Богини? – спрашивает кто-то из младших, чтобы нарушить накатившую тишину.
- Что ты болтаешь, глупый? – Шаман сердито передергивает костлявыми плечами под волчьей шкурой. – У нас есть Богиня. Просто Она… ушла.
- Почему?
Шаман только вздыхает тяжело, глядя в огонь. А потом усаживается поудобнее и принимается рассказывать – в сотый, в тысячный раз, дети знают эту историю наизусть, но кого это волнует?
- Когда-то давно, когда мой прадед был совсем ребенком, а ваши прадеды вообще не родились, Богиня была с племенем. С самой высокой горной вершины Она спускалась к своим детям – а все мы Ее дети, от основателя племени и до вас, щенков, - и танцевала с ними вместе праздничными ночами, и принимала дары, и лечила больных, и забирала отживших свое стариков, и играла с детьми, рисуя им на земле выдуманные, наверное, миры и волшебных животных…
А каждый год, когда племя уставало от зимы - тогда она еще не была вечной, конечно же, - Богиня пела. Ее пение летело вместе с ветром над селением, над застывшим водопадом, над тропами яков и горными вершинами, и тогдашний старый Шаман говорил, что Богиня зовет весну.
И весна приходила на зов Богини – каждый год.
Но однажды вместе с весной пришли люди с равнин – низкорослые, черные, будто опаленные навек своим безжалостным солнцем. Их было много, и все - воины, привыкшие и давно полюбившие убивать. У них был, наверное, другой бог, и он был сильнее Богини, потому что Она так и не защитила своих детей от равнинных захватчиков. И селение опустело, дома были обобраны до голых стен, а мертвые жители лежали на улицах и не чувствовали, как сыплются с неба и не тают на их лицах мокрые снежинки – последняя битва умирающей зимы с новой весной.
Наверное, Богиня плакала, проходя через деревню и заглядывая в слепые окна домов. Но единственный выживший – тот самый прадед нынешнего Шамана, которого равнинные приняли за уже мертвого и не стали добивать, - видел только Ее спину, исчезающую в белом снежном мареве.
- Потом прадеда нашли и выходили люди соседнего племени, - хрипло заканчивает Шаман. - Он жил с ними, пока не стал взрослым, но, когда пришла вечная зима, взял с собой жену и детей и вернулся сюда. Он стал новым вождем нашего племени, а его младший сын – новым Шаманом.
Шаман замолкает и обводит взглядом детей. Те слушают, открыв рты и не дыша, и даже не сразу понимают, что история закончилась.
- А где Она теперь? – вскидывается один из них, встрепанный и тощий. Впрочем, они все теперь встрепанные и тощие: в вечной зиме жить тяжело.
- Никто не знает, - говорит Шаман. – Наверное, живет среди обычных людей, а они и не догадываются, что Она – Богиня.
- А почему Она не возвращается? – спросивший, кажется, чуть не плачет от обиды. – Мы Ей больше не нужны?
- Она думает, что нас всех давно убили, дурак, - шипит на него кто-то постарше. – Она не знает, что мы Ее ждем. Так, Шаман?
Шаман только кивает, соглашаясь.
Никто в селении уже не помнит лица Богини – неоткуда. Ее рисунки на земле, которых никто не мог затоптать, давно скрыты под снегом. Дети, которые радовались этим рисункам, мертвы уже много, очень много лун.
Но в хижине Шамана никогда не гаснет костер, и все отчаянно верят, что однажды Богиня – их Богиня, их Сэтто, - обязательно придет на его свет и тепло. И весна будет идти за Ней следом.
@музыка: Мельница - Шаман
@темы: маленький глупый психастеник, Хроники Города, джен, совсем джен, фанфикшн
-
-
24.03.2010 в 20:07-
-
24.03.2010 в 20:39-
-
24.03.2010 в 21:51-
-
24.03.2010 в 23:34Dr.Insolent Gray, а вот это лучше спросить у нее самой)) Богиня загааадочна)
Сэтто, фууух *облегченно выдохнул* Рад-рад-рад, что понравилось *-*
-
-
26.03.2010 в 12:43-
-
26.03.2010 в 12:47Спасибо тебе, милый **
-
-
26.03.2010 в 12:58Не за что, балбес, ты же заслуженно похвален **
-
-
26.03.2010 в 17:16За то и спасибо) *изображает самодовольство*