Я затащу тебя в ад - если ты не против, конечно.
D-24. Джованни / Бадоу. Изучать, как новую вещь.
200 слов...- Забааавно, - тянет очкастый, кружа вокруг Бадоу и ухмыляясь чему-то своему. - Необычно, пожалуй… И когда это Хайне потянуло на экзотику?
Он вообще когда-нибудь перестает улыбаться? Или у него, как в страшной детской сказке, которую Бадоу и не помнит уже почти, губы сшиты в вечную мерзкую ухмылку, закреплены тонкими белыми нитками?
Ну а что, если вспомнить, что эта баба-ученый сделала с Хайне, она и не на такое способна, наверное…
Бадоу и сам понимает, что думает не о том, вот совсем не о том. Что надо попытаться хотя бы ослабить проволоку, которая стягивает-режет запястья, и заговорить с этим очкастым (как его там - Джаннини? Джеральдини? Джованни?), чтобы узнать, чего с Бадоу делать-то собираются. И будет ли в этом участвовать та самая баба-ученый.
Если будет – можно начинать молиться.
- Эй ты, эстет, бля, - голос у Бадоу хриплый и злой: он не курил уже часа полтора, это, черт побери, много. – Я тебе что, экспонат музейный? Или делай со мной уже что-нибудь, или вали к своей хозяйке, хватит пялиться…
- Сделать что-нибудь? – переспрашивает очкастый, хихикнув как-то особенно отвратительно. Круги его сужаются (Бадоу почему-то приходит на ум акула, почуявшая кровь), он приближается к Бадоу и шепчет вкрадчиво: - Ну, раз ты так просишь…
...и еще 600, какбе продолжение«Нихрена я не прошу», - панически думает Бадоу, пытаясь отодвинуться подальше от белого костюма, белых волос, белой - и страшной теперь – ухмылки, от очков, ненормально ярких на всей этой белизне, за которыми, кажется, и глаз-то нету… Отодвинуться, конечно, не получается, очкастый стоит над ним уже, смотрит сверху вниз, скалится, как будто решает, вцепиться ли жертве в горло сразу или поиграть сначала… Да какое там «как будто» - на самом деле, решает же.
Главное – не отводить взгляд. И не бояться, блядь, не бояться.
- Да нихера ты мне не сделаешь, пока хозяйка не прикажет, - говорит Бадоу вслух, очень отчетливо и уверенно. Собаки же, кажется, не нападают на тех, кто их не боится? С Хайне это правило, конечно, никогда не действовало, но вдруг этот – другой? Правильный? Надеяться глупо, Бадоу знает это, но все же…
Надежда становится совсем абсурдной, когда очкастый наклоняется к самому уху Нейлза, отводит спутанные волосы в сторону, подцепив дулом пистолета, и говорит – тихо опять, как будто гипнотизируя:
- Моя хозяйка будет только довольна, если ее самый верный пес, - хихиканье, - как следует поиграет с новой игрушкой.
И вдруг, высунув язык, медленно, с удовольствием вроде даже, обводит им ухо Бадоу – и впрямь, как собака.
Нейлз панически дергается от прикосновения – уши у него чувствительные до невозможности, и в первый миг кажется, будто язык у очкастого шершавый и жесткий, собачий совсем. Облегчение от того, что это не так, прокатывает по спине теплой волной.
И надо бы воспользоваться моментом, ударить очкастого головой… да хотя бы в нос – не сдохнет, конечно, но упадет, особенно если удар будет сильный, - и пистолет отобрать, и бежать куда угодно из этой комнаты, потому что ничего хорошего Бадоу здесь точно не ждет… Но пистолет недвусмысленно упирается ему в висок, и, хотя очкастый кажется совершенно расслабленным, Нейлз точно знает, что выстрелить этот мудак может в любой момент.
Даже странно, почему он до сих пор этого не сделал. Бадоу бы, на его месте, точно не сдержался.
И уж точно не стал бы…
- Суука, - шипит-стонет Бадоу, когда очкастый впивается в его ухо зубами. Зубы острые, наверняка острей, чем у человека, и могут прокусить тонкий хрящ насквозь (и будет у Бадоу в ухе дырок больше, чем у Раммштайнера, ха-ха), но почему-то не прокусывают.
Наверное, очкастый не хочет портить игрушку, пока не хочет, и потому почти нежен. Почти.
- Нраавится? – хмыкает он и рывком за волосы поднимает Бадоу на ноги. Наматывает рыжие патлы на кулак, тянет, выдирая с корнем: - А так?
- Сдохни, - сквозь зубы советует Нейлз, глядя прямо в непрозрачные стекла очков. Белая тварь практически одного с ним роста. Морда у очкастого тонкая, изящная, а кожа даже вблизи кажется ухоженной – если б не голос, вообще за девку принять можно было бы. – Пидорас.
- Ну, не знаю, что там насчет меня, - очкастый почти мурлычет, прижимаясь к Бадоу всем телом. Кончиками онемевших уже пальцев Нейлз чувствует ткань его брюк, жесткая проволока впивается в запястья еще крепче, чем раньше, до крови уже, наверное. Бадоу непроизвольно закусывает губу, а очкастый только облизывается плотоядно, - но вот ты сегодня пидорасом точно станешь, детка. Обещаю.
Стекла его очков совершенно непроницаемы. Бадоу даже очертаний глаз не видит, хотя стоит к очкастому вплотную: чуть-чуть податься вперед – и будет, блядь, уже поцелуй.
Но, даже не видя глаз, Нейлз почему-то верит мгновенно и безнадежно.
Рука очкастого медленно выпускает волосы Бадоу, бледные пальцы оттягивают черную ленту повязки, неторопливо скользят по лицу, по шее, изучая с каким-то ленивым любопытством. Даже ухмылка становится словно бы задумчивой.
Бадоу нервно втягивает носом воздух, когда очкастый забирается пальцами за ворот его майки. От белого мудака пахнет чем-то утонченно-горьким, ускользающим, дымным, и этот запах -единственное, что Нейлзу в нем хоть как-то нравится.
D-18. Джованни. "Какое же ты дерьмо, Хайне, мать твою..." Ударить кулаком по стене.
191
Какой ты стал… спокойный.
Глаза уже не такие бешеные – сука-собака у тебя внутри, видимо, спит сладко, крепко, убаюкал ее этот твой рыжий своей болтовней. И теперь ты не на солдата, не на прирожденного убийцу похож, а… черт знает на что.
Ты, кажется, хотел меня прибить на месте, если встретишь – придушить, загрызть, расстрелять к чертовой матери, вбить осиновый кол в грудь и закопать тело в подворотне… Так вот он я. И даже почти не сопротивляюсь. Давай, оскаль зубы, псина, рычи, как раньше, давай.
У рыжего твоего глаза – ну, то есть глаз, он же тоже калека, почти как мы, – точь-в-точь, как у Лили были. Ты поэтому только на него и смотришь, да? Я могу сейчас… да хоть на плечах у тебя повиснуть, а ты даже не обернешься.
Какое же ты дерьмо, Хайне, мать твою.
Кулаком - об стену, со всей силы, вместо успокоительного, чтобы хоть как-то выпустить переполняющую… ярость? ненависть? обиду? Содранные костяшки пальцев затягиваются быстро, но все равно хочется не в стену, а - в морду, с размаху, без предупреждения, чтобы ты, сволочь, очнулся и дал уже сдачи, наконец.
Е-12. Джованни/Бадоу. "Ты даже смерти от моей руки не заслуживаешь". Безумный смех.
258
Слова рвутся наружу, их уже не сдержать никакими усилиями, потому что нет ничего слаще этой возможности выплевывать злую правду прямо в лицо, без-на-ка-зан-но, на одном дыхании:
- Ты такая же псина, как мы, слышишь? Почти такая же, только брехливая, беспородная и бесполезная. И мы будем жить, а ты – сдохнешь, под забором в луже крови, или от старости, или от болезни какой-нибудь, но сдохнешь же обязательно! И оставишь его одного, как он меня оставил, как Лили нас оставила, какого черта вы все – уходите, а?
Воздуха не хватает, голос срывается на шипение, а этот, рыжий, только смотрит единственным своим глазом, широко раскрытым от удивления, и молчит. Бережет, наверное, в кровь разбитые, искусанные губы - Джованни не ограничивался одними словами, естественно.
- Он ищет тебя сейчас, а я могу убить тебя к его приходу, это будет отличный подарок, правда? - слова все еще давят изнутри комом в горле, и смех получается нервным, истеричным, почти безумным, почти в слезы переходящим: - Но ты же… шавка. Ты даже смерти от моей руки не заслуживаешь, ты и сам сдохнешь, как миленький, и вот тогда-то он получит по заслугам за то, что…
- За что? – голос у рыжего хриплый, только-только появившиеся корки на губах трескаются, капля крови стекает по подбородку. А во взгляде – такое дикое желание узнать и понять, что Джованни даже отшатывается на миг. Но у него уже сносит крышу от близкого горячего запаха крови, от желания попробовать на вкус, от взгляда этого, заранее уже понимающего, черт бы его побрал…
И он пробует, конечно же.
А понимание… Да плевать он хотел на понимание. Обойдется.
Fт-AU13. Джованни/Бадоу. Потеряться в лесу во время похода.
254
Ветер шелестит верхушками деревьев. Где-то вдалеке ненавязчиво перекликаются птицы. Под ногами двух молодых идиотов хрустят сухие иголки.
- Отлично. Просто, блядь, отлично. Поздравляю тебя, пижон: мы должны были выйти к болотам три часа назад.
- А нахрена, собственно, мы шли к болотам? Это у тебя такие странные представления о романтике?
- Там ждут Хайне с Михаем и девчонками, я тебе сто раз уже говорил, придурок.
- А я-то с чего придурок? Это не я останавливался у каждого пня, чтобы проверить, с какой стороны мох растет!
- Ну… это же прикольно, нам же в школе еще про него рассказывали…
- И не я, блядь, полтора часа фотографировал каких-то гребаных белок!
- Это были бобры!
- Да мне похуй! Ты тут, понимаете ли, развлекаешься вовсю, а придурок потом я? Шел бы ты… к Хайне. Идиот рыжий.
- Конеечно, я сволочь и фотографирую белок, а ты святой и невинный. А о том, на что мы, по твоей милости, потратили еще час, ты упомянуть не хочешь?
- ...Ты был не против!
- Да ты мне слова сказать не дал!
- Если тебе дать сказать слово, ты ж до ночи не заткнешься!
- И поэтому ты теперь будешь просто валить меня на песочек, затыкать рот и…?!
- Я смотрю, тебе самому эта идея нравится?
- Пидорас. Нет, ну какой же ты пидорас, угораздило ж меня…
- Что угораздило?
- Ничего. Пошли быстрей, может, они ждут еще.
Солнце светит сквозь листву, отражается солнечными зайчиками от цветных стекол очков Джованни, играет бликами на волосах Бадоу.
Два молодых идиота переругиваются на ходу.
Fт-FD2. Каролайна | Безумный Полип. "Начинай наконец!" "Нет, ты начинай!" Ссориться и угрожать куриной ногой, бурно мириться.
232
Они сегодня напишут.
Они уже встретились в переполненном интернетном почти-астрале, вытянули друг друга из учебы, лени, плохого настроения, депрессии, черт знает чего, уже выпили по чашке кофе – один у себя в Харькове, другой у себя в Москве, - и...
«Блядь, милый, ну начинай же ты уже!»
«Не могу. Мне холодно, у меня сломался ноготь и умер кактус. Давай ты начнешь, а я продолжу?».
«Бляяя… Ты можешь потом поплакать над своим кактусом, а? Я с тобой уже два месяца не писал!..».
«Три. Нет, даже четыре».
«Тем более же. Начинай, наконец!».
«Нет, ты начинай!».
«А куриной ногой тебя не выебать?!».
«А об кафель тебя головой не постучать?!».
«Сначала приедь ко мне, а потом хоть об кафель, хоть ногой, хоть парабеллумом своим гребаным!».
«Вот щас я, блин, прям перед сессией сорвусь в твой Харьков, чтобы стучать тебя головой об кафель. Да, милый, конечно, милый, уже лечу, милый».
Один – тот, что в Москве, - фыркает и отворачивается от экрана ноутбука. Грустно косится на свой кактус и уходит на кухню.
Второй, который в Харькове, тихо матерится, задумывается на пру секунд и принимается остервенело стучать по потертым клавишам.
«На, держи свое начало, чудовище, - отсылает он ровно через две минуты. – Ненавижу тебя».
А тот, что в Москве, пробегает глазами по строчкам, закусывает костяшку пальца, чтобы не пищать от восторга и отвечает только –
«А я тебя – обожаю».
И дело, конечно, совсем не в том, что начинать-таки пришлось не ему.
Fт-T2. Хайне|Бадоу, случайная встреча на улице, Бадоу - 15 и у него ещё не зажившая рана, Хайне - первый раз попал на верхний уровень.
250
Столько людей сразу Хайне видит впервые. Запахи, звуки, яркие пятна кружат голову, заставляют застыть посреди улицы, впитывая, рассматривая, привыкая.
Этот пацан идет так, как будто готов свалиться без сил в любой момент. Его кренит то вправо, то влево, он смотрит себе под ноги и прячет глаза за длинной челкой. Правая ладонь у него перевязана – кажется, носовым платком, или просто тряпкой. Повязка пропиталась кровью.
«Дрался он, что ли, с кем-то?»
Хайне принюхивается, когда пацан приближается к нему. Нет, адреналином, азартом, бешенством от парня не пахнет совершенно. Пахнет… страданием. Жутким, нечеловеческим, Хайне от такого, наверное, выл бы в голос, забившись в угол, а пацан – ничего, идет себе, даже не спотыкается почти…
«Накаркал, блядь». Проходя мимо Хайне, пацан запинается и летит вперед, по-глупому как-то выставляя перед собой больную руку. Если упадет на нее – точно уже не встанет.
- Смотри, куда прешь, - советует Хайне, почти машинально удерживая пацана от падения.
Тот несколько секунд пялится на белую руку, вдруг оказавшуюся между ним и заплеванным асфальтом, потом поднимает на Хайне глаза.
То есть - глаз. Зеленый, огромный, зрачок чуть не во всю радужку: кажется, пацану больно до безумия.
Вместо второго глаза – запекшаяся кровью жуткая рана. Слепая дыра в одну сплошную боль. Черт, и кто его так…
- Спасибо, - хрипло, будто ком в горле давя, бормочет пацан. Отодвигает руку Хайне, опускает голову снова и уходит, ссутулившись, уставившись себе под ноги, задевая встречных прохожих костлявыми плечами. Прохожие даже не оборачиваются.
«Оказывается, здесь, наверху, совсем не рай, - думает Хайне, глядя ему вслед. - Скорее уж, наоборот».
АПД: Fт-FD9. Безумный Полип/УМ-КЗП. Совместное написание рейтингового фанфика. "Как бы это пореалистичней написать-то?"
325
- Они ДОЛЖНЫ это сделать! – приняв пафосную супергеройскую позу, провозгласил Хаято. - Это же отп!
Полип удивленно поднял брови:
- Сделать что, прости?
Хаято очень медленно опустил голову и посмотрел на него сверху вниз. Красноречиво так посмотрел.
- Что могут сделать два человека в запертой комнате с огромной кроватью, посреди ночи, когда один из них только что вышел из тюрьмы, а второй по нему тайно и безответно страдал долгие годы?
- Эм… - Полип почесал нос. – Лечь спать? Поговорить? Выпить за встречу? Подраться?
- Драться-то им с чего?
- Так канон же.
- Да еба… имели мы канон! – культурное лингвистическое дитя даже в раздражении осталось культурным.
- Еще не имели, - некультурно гыгыкнуло дитя психологическое, - но, кажется, отымеем. И не раз. Может, пусть пьют все-таки?
- Ну уж нет, - Хаято придвинул клавиатуру поближе к себе и ожесточенно на нее уставился. – Я сказал, ДОЛЖНЫ, значит, должны!
- Как скажешь, прелесть моя, - вздохнул Полип, отбирая у него клавиатуру. – Только как бы это пореалистичней написать-то? Мы ж НЦу не умеем оба, кхм…
- Вот именно, что «кхм». Давай ты это все опишешь, а я потом добавлю диалогов?
- Это какие это диалоги ты собрался вставлять в рейтинговую сцену?!
- Корооотенькие, - Хаято очаровательно улыбнулся и попытался невинно похлопать ресницами. Полип, увы, не поддался:
- Хрен тебе, а не диалоги, лодырь, - заявил он, отвешивая соавтору подзатыльник. - Пиши давай!
- Что писать?
- Ну, например… пусть один гнусно издевается, как всегда, другой молчит и выглядит жутко, как всегда… а там решим.
- Уи, мон женераль! – Хаято издевательски отдал честь и застучал по кнопкам.
- Не знаю, правда, как это может привести к тому, что они ДОЛЖНЫ сделать… - задумчиво, будто в пространство, пробормотал Полип. – В крайнем случае, просто оборвем диалог на середине предложения и оставим читателю простор для фантазии.
- Угу, - кивнул Хаято, не отрываясь от клавиатуры. – Стоп. Это как?
- А вот как, - Полип предвкушающе ухмыльнулся, придвигаясь к нему поближе.
200 слов...- Забааавно, - тянет очкастый, кружа вокруг Бадоу и ухмыляясь чему-то своему. - Необычно, пожалуй… И когда это Хайне потянуло на экзотику?
Он вообще когда-нибудь перестает улыбаться? Или у него, как в страшной детской сказке, которую Бадоу и не помнит уже почти, губы сшиты в вечную мерзкую ухмылку, закреплены тонкими белыми нитками?
Ну а что, если вспомнить, что эта баба-ученый сделала с Хайне, она и не на такое способна, наверное…
Бадоу и сам понимает, что думает не о том, вот совсем не о том. Что надо попытаться хотя бы ослабить проволоку, которая стягивает-режет запястья, и заговорить с этим очкастым (как его там - Джаннини? Джеральдини? Джованни?), чтобы узнать, чего с Бадоу делать-то собираются. И будет ли в этом участвовать та самая баба-ученый.
Если будет – можно начинать молиться.
- Эй ты, эстет, бля, - голос у Бадоу хриплый и злой: он не курил уже часа полтора, это, черт побери, много. – Я тебе что, экспонат музейный? Или делай со мной уже что-нибудь, или вали к своей хозяйке, хватит пялиться…
- Сделать что-нибудь? – переспрашивает очкастый, хихикнув как-то особенно отвратительно. Круги его сужаются (Бадоу почему-то приходит на ум акула, почуявшая кровь), он приближается к Бадоу и шепчет вкрадчиво: - Ну, раз ты так просишь…
...и еще 600, какбе продолжение«Нихрена я не прошу», - панически думает Бадоу, пытаясь отодвинуться подальше от белого костюма, белых волос, белой - и страшной теперь – ухмылки, от очков, ненормально ярких на всей этой белизне, за которыми, кажется, и глаз-то нету… Отодвинуться, конечно, не получается, очкастый стоит над ним уже, смотрит сверху вниз, скалится, как будто решает, вцепиться ли жертве в горло сразу или поиграть сначала… Да какое там «как будто» - на самом деле, решает же.
Главное – не отводить взгляд. И не бояться, блядь, не бояться.
- Да нихера ты мне не сделаешь, пока хозяйка не прикажет, - говорит Бадоу вслух, очень отчетливо и уверенно. Собаки же, кажется, не нападают на тех, кто их не боится? С Хайне это правило, конечно, никогда не действовало, но вдруг этот – другой? Правильный? Надеяться глупо, Бадоу знает это, но все же…
Надежда становится совсем абсурдной, когда очкастый наклоняется к самому уху Нейлза, отводит спутанные волосы в сторону, подцепив дулом пистолета, и говорит – тихо опять, как будто гипнотизируя:
- Моя хозяйка будет только довольна, если ее самый верный пес, - хихиканье, - как следует поиграет с новой игрушкой.
И вдруг, высунув язык, медленно, с удовольствием вроде даже, обводит им ухо Бадоу – и впрямь, как собака.
Нейлз панически дергается от прикосновения – уши у него чувствительные до невозможности, и в первый миг кажется, будто язык у очкастого шершавый и жесткий, собачий совсем. Облегчение от того, что это не так, прокатывает по спине теплой волной.
И надо бы воспользоваться моментом, ударить очкастого головой… да хотя бы в нос – не сдохнет, конечно, но упадет, особенно если удар будет сильный, - и пистолет отобрать, и бежать куда угодно из этой комнаты, потому что ничего хорошего Бадоу здесь точно не ждет… Но пистолет недвусмысленно упирается ему в висок, и, хотя очкастый кажется совершенно расслабленным, Нейлз точно знает, что выстрелить этот мудак может в любой момент.
Даже странно, почему он до сих пор этого не сделал. Бадоу бы, на его месте, точно не сдержался.
И уж точно не стал бы…
- Суука, - шипит-стонет Бадоу, когда очкастый впивается в его ухо зубами. Зубы острые, наверняка острей, чем у человека, и могут прокусить тонкий хрящ насквозь (и будет у Бадоу в ухе дырок больше, чем у Раммштайнера, ха-ха), но почему-то не прокусывают.
Наверное, очкастый не хочет портить игрушку, пока не хочет, и потому почти нежен. Почти.
- Нраавится? – хмыкает он и рывком за волосы поднимает Бадоу на ноги. Наматывает рыжие патлы на кулак, тянет, выдирая с корнем: - А так?
- Сдохни, - сквозь зубы советует Нейлз, глядя прямо в непрозрачные стекла очков. Белая тварь практически одного с ним роста. Морда у очкастого тонкая, изящная, а кожа даже вблизи кажется ухоженной – если б не голос, вообще за девку принять можно было бы. – Пидорас.
- Ну, не знаю, что там насчет меня, - очкастый почти мурлычет, прижимаясь к Бадоу всем телом. Кончиками онемевших уже пальцев Нейлз чувствует ткань его брюк, жесткая проволока впивается в запястья еще крепче, чем раньше, до крови уже, наверное. Бадоу непроизвольно закусывает губу, а очкастый только облизывается плотоядно, - но вот ты сегодня пидорасом точно станешь, детка. Обещаю.
Стекла его очков совершенно непроницаемы. Бадоу даже очертаний глаз не видит, хотя стоит к очкастому вплотную: чуть-чуть податься вперед – и будет, блядь, уже поцелуй.
Но, даже не видя глаз, Нейлз почему-то верит мгновенно и безнадежно.
Рука очкастого медленно выпускает волосы Бадоу, бледные пальцы оттягивают черную ленту повязки, неторопливо скользят по лицу, по шее, изучая с каким-то ленивым любопытством. Даже ухмылка становится словно бы задумчивой.
Бадоу нервно втягивает носом воздух, когда очкастый забирается пальцами за ворот его майки. От белого мудака пахнет чем-то утонченно-горьким, ускользающим, дымным, и этот запах -единственное, что Нейлзу в нем хоть как-то нравится.
D-18. Джованни. "Какое же ты дерьмо, Хайне, мать твою..." Ударить кулаком по стене.
191
Какой ты стал… спокойный.
Глаза уже не такие бешеные – сука-собака у тебя внутри, видимо, спит сладко, крепко, убаюкал ее этот твой рыжий своей болтовней. И теперь ты не на солдата, не на прирожденного убийцу похож, а… черт знает на что.
Ты, кажется, хотел меня прибить на месте, если встретишь – придушить, загрызть, расстрелять к чертовой матери, вбить осиновый кол в грудь и закопать тело в подворотне… Так вот он я. И даже почти не сопротивляюсь. Давай, оскаль зубы, псина, рычи, как раньше, давай.
У рыжего твоего глаза – ну, то есть глаз, он же тоже калека, почти как мы, – точь-в-точь, как у Лили были. Ты поэтому только на него и смотришь, да? Я могу сейчас… да хоть на плечах у тебя повиснуть, а ты даже не обернешься.
Какое же ты дерьмо, Хайне, мать твою.
Кулаком - об стену, со всей силы, вместо успокоительного, чтобы хоть как-то выпустить переполняющую… ярость? ненависть? обиду? Содранные костяшки пальцев затягиваются быстро, но все равно хочется не в стену, а - в морду, с размаху, без предупреждения, чтобы ты, сволочь, очнулся и дал уже сдачи, наконец.
Е-12. Джованни/Бадоу. "Ты даже смерти от моей руки не заслуживаешь". Безумный смех.
258
Слова рвутся наружу, их уже не сдержать никакими усилиями, потому что нет ничего слаще этой возможности выплевывать злую правду прямо в лицо, без-на-ка-зан-но, на одном дыхании:
- Ты такая же псина, как мы, слышишь? Почти такая же, только брехливая, беспородная и бесполезная. И мы будем жить, а ты – сдохнешь, под забором в луже крови, или от старости, или от болезни какой-нибудь, но сдохнешь же обязательно! И оставишь его одного, как он меня оставил, как Лили нас оставила, какого черта вы все – уходите, а?
Воздуха не хватает, голос срывается на шипение, а этот, рыжий, только смотрит единственным своим глазом, широко раскрытым от удивления, и молчит. Бережет, наверное, в кровь разбитые, искусанные губы - Джованни не ограничивался одними словами, естественно.
- Он ищет тебя сейчас, а я могу убить тебя к его приходу, это будет отличный подарок, правда? - слова все еще давят изнутри комом в горле, и смех получается нервным, истеричным, почти безумным, почти в слезы переходящим: - Но ты же… шавка. Ты даже смерти от моей руки не заслуживаешь, ты и сам сдохнешь, как миленький, и вот тогда-то он получит по заслугам за то, что…
- За что? – голос у рыжего хриплый, только-только появившиеся корки на губах трескаются, капля крови стекает по подбородку. А во взгляде – такое дикое желание узнать и понять, что Джованни даже отшатывается на миг. Но у него уже сносит крышу от близкого горячего запаха крови, от желания попробовать на вкус, от взгляда этого, заранее уже понимающего, черт бы его побрал…
И он пробует, конечно же.
А понимание… Да плевать он хотел на понимание. Обойдется.
Fт-AU13. Джованни/Бадоу. Потеряться в лесу во время похода.
254
Ветер шелестит верхушками деревьев. Где-то вдалеке ненавязчиво перекликаются птицы. Под ногами двух молодых идиотов хрустят сухие иголки.
- Отлично. Просто, блядь, отлично. Поздравляю тебя, пижон: мы должны были выйти к болотам три часа назад.
- А нахрена, собственно, мы шли к болотам? Это у тебя такие странные представления о романтике?
- Там ждут Хайне с Михаем и девчонками, я тебе сто раз уже говорил, придурок.
- А я-то с чего придурок? Это не я останавливался у каждого пня, чтобы проверить, с какой стороны мох растет!
- Ну… это же прикольно, нам же в школе еще про него рассказывали…
- И не я, блядь, полтора часа фотографировал каких-то гребаных белок!
- Это были бобры!
- Да мне похуй! Ты тут, понимаете ли, развлекаешься вовсю, а придурок потом я? Шел бы ты… к Хайне. Идиот рыжий.
- Конеечно, я сволочь и фотографирую белок, а ты святой и невинный. А о том, на что мы, по твоей милости, потратили еще час, ты упомянуть не хочешь?
- ...Ты был не против!
- Да ты мне слова сказать не дал!
- Если тебе дать сказать слово, ты ж до ночи не заткнешься!
- И поэтому ты теперь будешь просто валить меня на песочек, затыкать рот и…?!
- Я смотрю, тебе самому эта идея нравится?
- Пидорас. Нет, ну какой же ты пидорас, угораздило ж меня…
- Что угораздило?
- Ничего. Пошли быстрей, может, они ждут еще.
Солнце светит сквозь листву, отражается солнечными зайчиками от цветных стекол очков Джованни, играет бликами на волосах Бадоу.
Два молодых идиота переругиваются на ходу.
Fт-FD2. Каролайна | Безумный Полип. "Начинай наконец!" "Нет, ты начинай!" Ссориться и угрожать куриной ногой, бурно мириться.
232
Они сегодня напишут.
Они уже встретились в переполненном интернетном почти-астрале, вытянули друг друга из учебы, лени, плохого настроения, депрессии, черт знает чего, уже выпили по чашке кофе – один у себя в Харькове, другой у себя в Москве, - и...
«Блядь, милый, ну начинай же ты уже!»
«Не могу. Мне холодно, у меня сломался ноготь и умер кактус. Давай ты начнешь, а я продолжу?».
«Бляяя… Ты можешь потом поплакать над своим кактусом, а? Я с тобой уже два месяца не писал!..».
«Три. Нет, даже четыре».
«Тем более же. Начинай, наконец!».
«Нет, ты начинай!».
«А куриной ногой тебя не выебать?!».
«А об кафель тебя головой не постучать?!».
«Сначала приедь ко мне, а потом хоть об кафель, хоть ногой, хоть парабеллумом своим гребаным!».
«Вот щас я, блин, прям перед сессией сорвусь в твой Харьков, чтобы стучать тебя головой об кафель. Да, милый, конечно, милый, уже лечу, милый».
Один – тот, что в Москве, - фыркает и отворачивается от экрана ноутбука. Грустно косится на свой кактус и уходит на кухню.
Второй, который в Харькове, тихо матерится, задумывается на пру секунд и принимается остервенело стучать по потертым клавишам.
«На, держи свое начало, чудовище, - отсылает он ровно через две минуты. – Ненавижу тебя».
А тот, что в Москве, пробегает глазами по строчкам, закусывает костяшку пальца, чтобы не пищать от восторга и отвечает только –
«А я тебя – обожаю».
И дело, конечно, совсем не в том, что начинать-таки пришлось не ему.
Fт-T2. Хайне|Бадоу, случайная встреча на улице, Бадоу - 15 и у него ещё не зажившая рана, Хайне - первый раз попал на верхний уровень.
250
Столько людей сразу Хайне видит впервые. Запахи, звуки, яркие пятна кружат голову, заставляют застыть посреди улицы, впитывая, рассматривая, привыкая.
Этот пацан идет так, как будто готов свалиться без сил в любой момент. Его кренит то вправо, то влево, он смотрит себе под ноги и прячет глаза за длинной челкой. Правая ладонь у него перевязана – кажется, носовым платком, или просто тряпкой. Повязка пропиталась кровью.
«Дрался он, что ли, с кем-то?»
Хайне принюхивается, когда пацан приближается к нему. Нет, адреналином, азартом, бешенством от парня не пахнет совершенно. Пахнет… страданием. Жутким, нечеловеческим, Хайне от такого, наверное, выл бы в голос, забившись в угол, а пацан – ничего, идет себе, даже не спотыкается почти…
«Накаркал, блядь». Проходя мимо Хайне, пацан запинается и летит вперед, по-глупому как-то выставляя перед собой больную руку. Если упадет на нее – точно уже не встанет.
- Смотри, куда прешь, - советует Хайне, почти машинально удерживая пацана от падения.
Тот несколько секунд пялится на белую руку, вдруг оказавшуюся между ним и заплеванным асфальтом, потом поднимает на Хайне глаза.
То есть - глаз. Зеленый, огромный, зрачок чуть не во всю радужку: кажется, пацану больно до безумия.
Вместо второго глаза – запекшаяся кровью жуткая рана. Слепая дыра в одну сплошную боль. Черт, и кто его так…
- Спасибо, - хрипло, будто ком в горле давя, бормочет пацан. Отодвигает руку Хайне, опускает голову снова и уходит, ссутулившись, уставившись себе под ноги, задевая встречных прохожих костлявыми плечами. Прохожие даже не оборачиваются.
«Оказывается, здесь, наверху, совсем не рай, - думает Хайне, глядя ему вслед. - Скорее уж, наоборот».
АПД: Fт-FD9. Безумный Полип/УМ-КЗП. Совместное написание рейтингового фанфика. "Как бы это пореалистичней написать-то?"
325
- Они ДОЛЖНЫ это сделать! – приняв пафосную супергеройскую позу, провозгласил Хаято. - Это же отп!
Полип удивленно поднял брови:
- Сделать что, прости?
Хаято очень медленно опустил голову и посмотрел на него сверху вниз. Красноречиво так посмотрел.
- Что могут сделать два человека в запертой комнате с огромной кроватью, посреди ночи, когда один из них только что вышел из тюрьмы, а второй по нему тайно и безответно страдал долгие годы?
- Эм… - Полип почесал нос. – Лечь спать? Поговорить? Выпить за встречу? Подраться?
- Драться-то им с чего?
- Так канон же.
- Да еба… имели мы канон! – культурное лингвистическое дитя даже в раздражении осталось культурным.
- Еще не имели, - некультурно гыгыкнуло дитя психологическое, - но, кажется, отымеем. И не раз. Может, пусть пьют все-таки?
- Ну уж нет, - Хаято придвинул клавиатуру поближе к себе и ожесточенно на нее уставился. – Я сказал, ДОЛЖНЫ, значит, должны!
- Как скажешь, прелесть моя, - вздохнул Полип, отбирая у него клавиатуру. – Только как бы это пореалистичней написать-то? Мы ж НЦу не умеем оба, кхм…
- Вот именно, что «кхм». Давай ты это все опишешь, а я потом добавлю диалогов?
- Это какие это диалоги ты собрался вставлять в рейтинговую сцену?!
- Корооотенькие, - Хаято очаровательно улыбнулся и попытался невинно похлопать ресницами. Полип, увы, не поддался:
- Хрен тебе, а не диалоги, лодырь, - заявил он, отвешивая соавтору подзатыльник. - Пиши давай!
- Что писать?
- Ну, например… пусть один гнусно издевается, как всегда, другой молчит и выглядит жутко, как всегда… а там решим.
- Уи, мон женераль! – Хаято издевательски отдал честь и застучал по кнопкам.
- Не знаю, правда, как это может привести к тому, что они ДОЛЖНЫ сделать… - задумчиво, будто в пространство, пробормотал Полип. – В крайнем случае, просто оборвем диалог на середине предложения и оставим читателю простор для фантазии.
- Угу, - кивнул Хаято, не отрываясь от клавиатуры. – Стоп. Это как?
- А вот как, - Полип предвкушающе ухмыльнулся, придвигаясь к нему поближе.
@музыка: Булат Окуджава - Когда воротимся мы в Портленд
@настроение: омойбог
@темы: Собаки, осторожно: злой слэш, напааарнег, это рпс, детка, джен, совсем джен, однострочники, фанатизм, фанфикшн
-
-
14.04.2010 в 16:26-
-
14.04.2010 в 16:43Полип, это было офигенно *_*
Не хватает только
принцаХайне, который своего рыжего спасать припреться х))-
-
14.04.2010 в 16:45*никто не знал, а я бэтмен (с) ))*Вот я вынеслась, и получилось... это)Жутко рада, что оно нравится *____*
Проводник отсюда *Полип реально щаслив* Спасибо жее *-*
Оах, а сколько еще всего успеет произойти ДО того, как он припрется... *кровь из носу* Я, кажется, предаю главный пейринг фендома((
-
-
14.04.2010 в 16:51Ааааа, как ты можешь делать ему больно Т_Т Хотя потом Хайне будет ТАК мстить... ммм *облизывается* Извращенцы мы ><
-
-
14.04.2010 в 16:54Один раз можно *каплет слюной*
-
-
14.04.2010 в 17:18А еще, еще Хайне может и не прийти спасать Бадоу, потому что возвращаться в лаборатории, где его изуродовали, может быть слишком невыносимо(( И останется рыжий в полной власти Джованни, а тот его никаким ученым не отдаст, будет играться, как псина с костью, иии аах... *мечтательный вздох*
Кто б мне это все написааал Т___Т *грызет край стола и хочет-хочет*
Ариэн, боюсь, что одного будет маало...
-
-
14.04.2010 в 17:25-
-
14.04.2010 в 17:28-
-
14.04.2010 в 17:50-
-
14.04.2010 в 18:05-
-
14.04.2010 в 18:06-
-
15.04.2010 в 10:23Отсюда - отсюда сложную драму про стокгольмский синдром и приручение очередного животного, кстати, развивать.
А насчет главного пэйринга и прихода Хайне... А никто не думал, что Хайне может вовсе и не так обидеться. Не за принцип, а за военный переворот. Ну типа Джованни в принципе тока про Хайне думает, а тут внезапно такое дело. Надуется - как минимум ")))))))))))))))))))))
Спасибо, Полипчек! Ты мое солнышко!! Стока дал подумать пра убийство ачириднова стириотипа
-
-
15.04.2010 в 14:09И, кстати, да - насчет обиды Хайне)) Это было бы очень в его характере: как это так, вроде бегал и доставал, никак отвязаться не мог, почти что братцем звал, а теперь вот переключился, понимаешь. Подлюка)))
Хотя вот за эту обиду он бы точно мстить пошел .__. Мстить - и возвращать своего Бадоу, которого никто не имеет права вот так вот похищать. Эхх, нет, не дали бы Бадоу времени на стокгольмский синдром...((
Да не за что же *___* О чем сам думаю, о том и пишу, считай это обычным эгоизмом)))
-
-
15.04.2010 в 15:16Я и диод. Я знайу, но мне они нравятся, и я щетаю, что Джованне зря так мало внимания достается, он очень фапосный герой!
Надо про них еще чонить. Если Бодочкоу хорошо и качественно похитить, то вполне так сюжетик выйдет ")))
-
-
15.04.2010 в 15:33И Бадоу, Бадоу, которому ваще-то с обоими хорошо, но - псины же глупые, пусть подерутся, может, хоть поспокойней друг к другу станут по ходу дела...
Ты не идиод, милый. Ну, или мы оба идиоды :33 Как их можно не любить ваще? **
И да, будем писать про Джованне! Пусть фендом узнает, какой он прекрасный *д*
-
-
15.04.2010 в 15:40А единственный, кто может это сделать - Бадочкоу. Он, зараза, такой. Он и Хайне этим подкупил, когда в первый день знакомства рассказал про брата, а Хайне спросил про прошлое.
-
-
15.04.2010 в 15:47А еще Бадочкоу знает про Псов (интересно, а у Джованне внутри тоже есть злобная псина, которую он давит, как Хайне? Или не давит, а просто выпускает, когда ей хочется?), и про чипы, и если и не знает, то догадывается о тех гнусностях, которые с Хайне, Джованне и прочими творили в детстве. А это уже значит, что Джованне может его подпустить ближе, чем многих. Что Бадоу для него - как бы "посвященный в тайну", как бы не совсем чужой тупой обыватель.
К тому же, надо ж Джованне понять, что его обожаемый Хайне нашел в этом придурке :3
-
-
15.04.2010 в 15:51-
-
15.04.2010 в 15:58Блиииин... вот перечитаю мангу, вот вспомню все, и буду писать про Бадоу и Джованне, точно буду! *___*
-
-
15.04.2010 в 16:02-
-
18.04.2010 в 10:19с утра мне такоее..теперь будет о чем на работе думать, сапасибо вам
-
-
18.04.2010 в 14:13-
-
18.04.2010 в 19:32-
-
18.04.2010 в 21:47-
-
16.05.2010 в 14:43-
-
16.05.2010 в 14:52