Я затащу тебя в ад - если ты не против, конечно.
Доброе утро, с вами снова два укурка, Полип и Эфрай.
Итак, всех с добрым светлым праздником не то Самайна, не то Хеловина, кому что больше нравится.) Мы очень старались успеть дописать наше что-то-типа-подарка-непонятно-кому вовремя, потому что оно оказалось внезапно очень хэллоуинским. Хотя из кошмаров, деманов и потусторонних чудовищ там только... а блин, ладно, они там все - кошмары, деманы и потусторонние чудовища ><
Аняня!
Авторы: Эфраи, Безумный Полип
Название: "Семейные ценности"
Фендом: Ван Пис
Тип: вот щас будет неожиданное. Гет.Семейный.
Рейтинг: PG-13
Жанр: missing scene, любовный роман, местами юмор
Персонажи: Дракуль Михок, Перона, Зоро, обезьяны, эпизодические няшки вроде Дофламинго и парочки плюшевых медведей.
Отречение: отрекаемся, не претендуем, убегаем, прячемся
Саммари: Остров Курайкана, руины царства сырости, древний замок. Два года затишья. Трое людей, один из которых обязательно должен вернуться к своему капитану. Что там было? Ой, чего там только не было...
Ахтунг раз: мы верим, что Михок/Перона - это канон.
Ахтунг два: тут есть Зоро - а значит, есть и Намёки. Так что это всё-таки не целиком гет. :3
Ахтунг три: отвратительный характер Пероночки - безусловный кинк обоих авторов.
Ахтунг четыре: мы заранее (на всякий случай) извиняемся перед одной прекрасной дамой родом из реборнофендома за то, что использовали её бессмертные слова в эпиграфе.Но уж больно оно там в тему.
Ну и привычное: АУ, ООС, многаслов, розовые сопли, авторы укурки и опять очень любят тех, о ком пишут.
да пребудет с вами семейный гет
Гранд Лайн, остров Курайкана, руины Царства Сырости.
1.
Подходил к концу первый месяц. И это было хорошо, потому что означало, что почти тридцать дней в компании с этими ненормальными детьми Михок Соколиные Глаза уже выдержал. Не сказать, чтобы это было совсем уж невыносимо, - новый (да первый в жизни, на самом-то деле) ученик оказался вполне самостоятельным, и от Михока ему не было нужно ничего, кроме всё новых и новых заданий. Разнообразных монстров на острове ещё было предостаточно, но, судя по темпам, с которыми Ророноа Зоро их убивал, совсем скоро руины царства сырости должны были окончательно опустеть. Тогда – Михок уже предвкушал этот момент – можно будет, наконец, приняться за настоящее обучение.
В любом случае, пока с Ророноа проблем не было. В замке он появлялся раз в два-три дня, на глаза грозному учителю старался не попадаться, о своей, несомненно, тяжёлой судьбе рассказывать не спешил, пропитание добывал сам, - в общем, вёл себя так, как, по мнению Михока, и должны были себя вести хорошие ученики.
И быть бы одиночеству Михока Соколиные Глаза, в кои-то веки безвылазно сидевшего в своем замке, блаженным и нерушимым, если бы не…
- Не морщи лоб, ты так кажешься еще более старым, - наставительно прожурчало над его ухом. Михок моргнул и медленно повернул голову, чтобы смерить девчонку, которая висела в воздухе над самым его плечом, тяжёлым взглядом.
Он был бы вполне доволен всей этой ситуацией с наставничеством, если бы не одно «но». «Но» звали Пероной, у «но» были длинные розовые волосы, огромные круглые глаза, мелодичный голосок непонятного тембра и отвратительный, кошмарный, невыносимый характер. И оставлять Михока в покое она явно не собиралась – ни сейчас, ни когда бы то ни было.
Перона отлетела метра на три (ей казалось, что уж там-то Михок её точно не достанет, наивная девчонка) и уже оттуда показала ему язык:
- Мне скучно! Ты здесь сидишь круглыми сутками и ничего не делаешь, Зоро убивает твоих монстров и почти не обращает на меня внимания, а я хочу общения! Об-ще-ния, слышишь, ты?
- Тебя здесь никто не держит, - Михок пожал плечами и попытался вернуться к книге, которую читал. Он очень постарался, чтобы ни капли надежды на то, что «гостья» послушается и куда-нибудь исчезнет, в его голосе не прозвучало.
Впрочем, даже если бы он прямым текстом попросил Перону убраться, - чего он, конечно, никогда бы не сделал, хотя моментами и очень хотелось, - она бы принялась бить посуду, ронять стеллажи в библиотеке (и откуда столько силы в хрупкой девушке?), полдня летала бы по замку с воем, отказалась бы готовить ужин… Но на следующее утро Михок бы всё равно обнаружил её в собственной кровати, растрёпанную, с покрасневшими глазами, но мирно спящую.
Это всё они уже проходили не раз и не два.
К скверному характеру девчонки, как выяснилось, прибавлялась ещё и изрядная трусость. Трусость довольно странная, потому что привидений, пустых тёмных коридоров с завывающим ветром и его самого, как того следовало бы, по мнению Михока, опасаться любой приличной девушке, она совершенно не боялась. Зато некоторые совершенно бытовые и повседневные вещи вызывали у неё откровенный ужас.
К тому же Перона, может, настоящей принцессой и не была, но явно привыкла к комфорту. Или просто не считала себя достойной меньшего. В принципе, такие мелочи Михока вряд ли бы интересовали, если бы он в один из первых дней, когда Зоро официально уже был назван учеником, а девчонка окончательно заявила, что останется в с ними, не обнаружил совершенно внезапно для себя, что Перона вообще-то не привидение, а вполне себе материальна. Решить иначе было невозможно, потому что её тело аккуратно лежало на его кровати, а возмущённый голосок слышался откуда-то из дальних залов. Голосу вторило ворчание ученика. А тело лежало совершенно неподвижное, и даже пульс на запястье нащупывался с большим трудом.
Уносить тело Михок тогда не стал, только подвинул немного к краю и, улёгшись рядом, почти мгновенно заснул. Общество детей в таком количестве его поначалу невероятно выматывало.
А разбудили его несколько часов спустя грохот и истерические повизгивания откуда-то из-под кровати.
- Извращенец! Развратник! Спасите! – вопила Перона, пытаясь закрыться от него зонтиком. Это было смешно, и Михок, отсмеявшись, предложил ребёнку либо ложиться спать, либо убираться вопить из его комнаты куда-нибудь в другое место. Девочка предпочла тут же убежать.
Наутро же Михок со смешанными чувствами осознал Первое Правило Пероны, которое гласило: «Перона всегда возвращается». Проще говоря, она спала - именно спала, а не лежала без души, он как-то сразу это понял, - на самом краю кровати, повернувшись спиной, забрав себе большую часть одеяла и тихо посапывая.
И теперь сбежал уже сам Михок. То есть, конечно, не сбежал, а спокойно и тихо, чтобы не разбудить Перону (это было Второе Правило, «чем дольше Перона спит, тем легче живётся всем вокруг») поднялся и отправился делать утренние упражнения. Это ни в коем случае не было бегством. Разве стал бы Дракуль Михок убегать от… да даже не от женщины, а от обычной девчонки? Не стал бы, ни за что не стал бы, и это было единственным, что его успокаивало.
По дороге он заглянул в гостевые комнаты и убедился, что вездесущая сырость уже давно сделала их непригодными для жилья. Наверное, поэтому – ну и из врожденной вредности, естественно, - Перона и заняла спальню хозяина замка, подумал Михок и… ничего не стал предпринимать.
В конце концов, она ведь вернулась – а значит, ничего не имеет против того, чтобы спать с ним в одной постели. Самому же Михоку было, честно говоря, всё равно.
Сейчас, месяц спустя, ему тоже было практически всё равно. Хотя спала Перона уже давно не на краю кровати, а практически у него под боком, и иногда Михок даже умудрялся прижимать её к себе во сне (инстинкт, не более), при свете дня она оставалась всё той же раздражающей капризной девчонкой, какой была в первый день их знакомства.
И, кажется, меняться не собиралась.
Она щедро сыпала соль Михоку в чай, рисовала на полях книг, которые он читал, выпускала ему навстречу своих Призраков Негатива, рассказывала Ророноа, что «его бесподобный учитель во сне храпит!» (Ророноа на это только фыркал и гордо отвечал, что его капитан наверняка храпит громче – сомнительный повод для гордости, но Зоро вообще был необычным парнем)… Её воображения хватало на десятки гадостей, мелких и не очень, ежедневно, - и, насколько Михок помнил, она ещё ни разу не повторилась.
Да, Третье Правило Пероны было – «Перона никогда не повторяется». Она была не только раздражающей и капризной, но и чертовски непредсказуемой, вне всякого сомнения.
Пожалуй, это делало его вынужденное пребывание на одном острове чуть менее скучным.
Но Михоку, разумеется, не было до этого никакого дела.
2.
Второй месяц пошёл легче. То ли Михок привык, то ли ещё что. А может, сказалось общество молчаливого ученика, переселившегося окончательно в замок ближе к холодам.
Зимы на осеннем острове, разумеется, быть не могло, но что-то в духе своих времён года имелось. Летом немного чаще светило солнце, дождь был тёплым, и даже можно было поймать пару-другую сухих дней. Осенью грозы шли одна за другой, и от молний можно было спутать ночь со днём, если отвлечься. А зимой, этой местной странной зимой, дожди были совершенно ледяными, а капли крупными и похожими на град. Поднимались пронизывающие северные ветра, и количество мест на острове, где вообще можно было ночевать, стремительно сокращалось.
В любом случае, внимание Пероны переключилось, в основном, на Зоро и боевых обезьян, получивших высочайшее разрешение пока что жить в замке. Как они, собственно говоря, и делали последние несколько лет - с тем только условием, чтобы не попадаться хозяину на глаза. Однако, скрыться от девочки-призрака, даже распознай они вовремя опасность, им бы не удалось. Перона, признав обезьян вполне себе мягкими, хоть и не очень милыми, решила всерьёз заняться их воспитанием. Обезьяны в целом оказались не против – получать новые знания было в их природе, хотя бантики в качестве новой формы их не обрадовали.
Михок не возражал. Это было забавно, а невыносимому ребёнку как раз нашлось занятие.
Сам он львиную долю времени посвящал ученику, внезапно обнаружив процесс обучения весьма интересным. Зоро схватывал быстро, к моменту начала тренировок уже изрядно поднабрал в силе и фатально лезть на рожон не пытался (хотя Дракуль и опасался такого развития событий поначалу). Лучше всего для занятий подходили подвалы, в которых хоть и пахло мокрым камнем и плесенью, но было относительно сухо.
Иногда Перона прилетала туда же и наблюдала за тренировками, то и дело отпуская едкие комментарии. Общий пасмурный настрой замка повлиял и на неё, и количество мелких подколок, шуточек и гадостей сократилось. Возможно, дело было отчасти в усталости (как-никак, теперь у неё было вполне достойное занятие и маленькая армия учеников-горилл), а может, она тоже привыкла и прониклась симпатией к своим вынужденным сожителям. Второй вариант, разумеется, был чем-то из области детских сказок.
Или ещё у неё мог закончиться общий запас мерзостей. Например, колючку в носке Михок находил уже трижды за всё время. Правда, следовало отдать Пероне должное – колючки были с разных растений.
В какой-то момент стало совершенно обычным, что девчонка стала посылать к заработавшимся Зоро и Михоку на полигон, как они называли зал для тренировок, одну из обезьян, чтобы позвать их на ужин. Это было так трогательно и очаровательно по-семейному, что в первый раз юный мечник даже покраснел от удивления, и Перона долго ещё потом над ним смеялась.
Дракулю же сложившаяся ситуация начинала нравиться всё больше и больше.
Наверное, дело было в том, что свою собственную семью он успел забыть так давно и прочно, будто ее никогда и не существовало. «Выходя в море, не оставляй ничего позади» - девиз каждого уважающего себя пирата, которому Михок следовал с самого начала и собирался следовать, пока не умрет.
Забавно, но теперь он был даже рад, что так жить больше не получалось. Что нельзя было, например, просто уплыть каким-нибудь пасмурным утром с затянутого сырым туманом острова - и так же просто вернуться дней этак через пять, и чтобы ничего не изменилось, только замок стал еще чуть менее жилым… При мысли о том, какую истерику устроила бы Перона, исчезни он хоть на полдня, Михоку, лет с четырех никого и ничего не боявшемуся, становилось несколько не по себе.
Если уж эта кошмарная девчонка даже его короткую отлучку на соседний архипелаг за газетами и едой восприняла как личное оскорбление и потом полночи отказывалась пускать его в его же собственную спальню... Тоже забавный был момент, кстати: Перона что-то кричала за запертой дверью срывающимся голосом (после третьего «Да как ты посмел уйти и ничего не сказать?!» Михок перестал вслушиваться), а он стоял, привалившись к этой двери спиной и скрестив руки на груди, и молча ждал, пока буря пройдет. Дверь, конечно, можно было бы сломать одним ударом, даже без меча, но какой идиот будет рушить собственный дом? Михок идиотом, однозначно, не был. Поэтому он не двинулся с места даже тогда, когда Пероне надоело орать, и она вылетела призраком прямо сквозь дверь и его живот, высокомерно хмыкнула, оглянувшись, и унеслась – жаловаться Зоро или обезьянам, видимо.
Вернувшись, она застала Михока мирно дремлющим на прежнем месте и в прежней позе (ну не уступать же девчонке, в самом деле), и в ней, похоже, проснулось что-то вроде жалости…
Да, как оказалось, такие чудеса с ней тоже иногда случались – и в последнее время Михоку это, страшно сказать, радовало. Черт знает, почему.
Он и не думал, что еще способен на какие-то положительные эмоции, кроме удовольствия от сытного ужина или радости от драки с неожиданно достойным противником (такие попадались чем дальше, тем реже, но все же). Нет, конечно, были еще редкие попойки с Шанксом, который даже камень мог бы заставить веселиться, но… о красноволосых исключениях из любого правила – ни слова, на то они и исключения, чтобы рушить даже законы мироздания.
Так вот, до Пероны Михок и не думал, что его жизнь еще может стать настолько непредсказуемой, неупорядоченной, безумной… И захватывающей, что ни говори.
И уж конечно, он не думал, что такая жизнь может ему понравиться.
Быть сильнейшим (или там лучшим, детали не важны) вообще довольно скучно. Нет уверенности, что можно совершенствоваться дальше, ощущения теряют остроту, и… в общем, года через два после «официального» признания Михок захандрил и от нечего делать ненавязчиво напросился в Шичибукаи. Формально находиться в составе Дозора оказалось тоже не очень интересно, но не бегать же туда-сюда, как уж на сковородке. И Михок остался, молчаливо надеясь, что мир когда-нибудь родит достаточно сильного мечника.
Ну что, дождался. А Перона, видимо, оказалась бесплатным приложением к Ророноа, чтобы новоявленный учитель ненароком не заскучал. То ли у мироздания было такое чувство юмора, то ли каждому хорошему мечнику полагался такой вот элемент кармы. Но, как бы то ни было, с появлением в замке девчонки и Зоро, жить как-то внезапно стало на порядок интереснее.
А Перона продолжала преподносить сюрпризы. Она где-то раздобыла розовой ткани и развесила её занавесками по всем более-менее обжитым залам (вернее, вешали обезьяны под её чутким руководством), использовала вместо специй чертополох, заляпала бандану ученика ярко-желтой краской… Причём откуда она взяла последнюю, Михок понять не мог до сих пор.
А как-то раз она умудрилась пропасть. Первыми забеспокоились обезьяны, но этому значения никто не придал, а когда ни самой девочки, ни её призраков не было видно два часа (просто небывалое затишье), заволновался и Дракуль. Осознав, что его беспокоит отсутствие ужасного раздражителя, Михок глубоко озадачился, но решил, что подумать об этом можно будет и после. Ученика посылать на поиски было бесполезно – пришлось бы потом искать двоих, - а обезьяны и так уже посмотрели везде, куда могли залезть. Пришлось идти самому.
Перона нашлась в узком подвальном коридоре. Она сидела на высоком узеньком выступе стены, подобрав ноги как можно ближе к себе и вжавшись в пыльный камень. По полу туда-сюда ползали деловитые тараканы, активно изображая муравьёв.
- И что ты тут делаешь? - поинтересовался Михок.
- Ничего не делаю! Сижу, не видно, что ли! – взвизгнула Перона и, взмахнув от избытка чувств рукой, потеряла равновесие. Растерянный от абсурдности ситуации Михок не нашёл ничего лучше, чем поймать её на лету и, притянув испуганную девчонку к себе, успокаивающе погладить по волосам, стараясь не рассмеяться.
- Отпусти меня! Маньяк! Извращенец! Отойди немедленно и убери лапы! - Перона тут же начала вырываться.
- Куда отпустить? К тараканам?
Девочка на мгновение опешила. Видимо, в процессе успела забыть, от чего пряталась. А потом неожиданно для мечника уткнулась лбом ему в грудь и тихонько пробормотала:
- Не надо к тараканам.
А потом позволила (то есть, не стала брыкаться и кричать) донести себя до первых комнат кладовки – там живности не было. Перона оказалась ужасно лёгкой, и держать её одной рукой Михоку ничего не стоило. Как только Дракуль опустил её на пол, девчонка резво отскочила от него и как-то слишком быстро помчалась наверх. Мечник только хмыкнул.
И кто поймет этих женщин?..
*
Перона все понимает прекрасно. Она, в конце концов, не маленькая, книжки про любовь читала, да и странно было бы, прожив столько лет рядом с Абсаломом, не знать про это дело вообще всё, что только можно…
Так что да, ей отлично известно, что, когда мужчина и женщина живут в одном доме, спят в одной кровати и мирно (не очень мирно и очень нечасто, но все же) беседуют вечерами, - это нехороший признак. Очень нехороший. Это значит – «любовь и страсть», это значит, что всё идёт к свадьбе, розовым лепесткам, «жили они долго и счастливо» и прочей отвратительной романтичной мишуре.
Перона не хочет «долго и счастливо», честное слово. Ей куда больше нравится дрессировать обезьян - они оказались даже умней, чем ее зверушки с Триллер Барк, хоть и совсем не такие милые, - исследовать замок от подвалов до ржавого шпиля на крыше и следить за тем, как Зоро и Михок по полдня убивают друг друга (болеет она за каждого по очереди, но за Михока - чуть чаще, потому что Зоро всё равно всегда проигрывает). И готовить так ни разу не убившимся окончательно (какая жа-алость) придуркам обеды, которые с каждым днём подгорают всё меньше. И возмущаться, когда придурки все сметают за пару минут и требуют добавки. И просто возмущаться по любому поводу – Зоро иногда так смешно краснеет, выдумывая достойный ответ, а Михок закатывает глаза, будто кого-то там, наверху, молит о терпении...
Наверное, кто-то наверху очень любит Михока, потому что его терпение и впрямь кажется безграничным. Поначалу Перона каждый день ждала, что он сорвётся, наорёт на неё, выгонит из замка - нет, она этого за свои невинные шалости совсем не заслуживала, но мало ли что придёт в голову тупому мужлану?, - но прошла первая неделя, потом вторая, третья… К концу месяца, Перона поняла, что ей уже и не хочется, чтобы на нее срывались.
Эти мечники, оказывается, всё-таки не совсем тупые мужланы. По крайней мере, с ними лучше, чем одной, а на одиночество у Пероны, с недавних пор, жуткая аллергия.
Это здорово, что она может болтать с Зоро о его придурочном капитане, и делать Михоку чай (пересоленный, естественно, но тот уже привык), и жаловаться на холод и глупых обезьян, а эти двое будут делать вид, что совсем не слушают…
А вместо плюшевого медведя, без которого она раньше, на корабле Мории, не могла спать, можно осторожненько так обнимать Михока – предварительно убедившись, что он крепко спит и ничего не заметит, конечно. Перона скучает по зверушкам, по глазам-пуговицам и тихим невнятным голосам (и зачем она запрещала им говорить?), но… Спать с Михоком в сто раз теплее, чем с самым большим медведем, и ей, в дурацком Царстве Сырости постоянно зябнущей, это очень кстати.
А под утро можно разбудить Михока возмущённым шипением на ухо – «Ты лежишь на моих волосах, мне больно!», или «Руки убери, маньяк, я все чувствую!», или что-нибудь ещё такое же приятное выдумать. И тихо наслаждаться бешеным выражением его лица - в полусонном утреннем состоянии вытерпеть подобное издевательство особенно сложно, о, как хорошо она это понимает… Но Михок как-то умудряется терпеть ее даже в такие моменты.
А Пероне чем дальше, тем чаще становится даже, вроде как, совестно за свое отвратительное поведение. Чуть-чуть.
Пока отодвинувшийся от нее подальше и успевший снова заснуть Дракуль не тянет опять свои руки… куда не надо. Ему-то что, он спит и творит, что захочет, скользит своими ручищами везде, где получится, а ручищи-то горячие, жёсткие, сильные, а у Пероны кожа нежная...
- Руки! – визжит Перона – вроде бы тихо, но так пронзительно, что любая летучая мышь бы позавидовала. Ей кажется, что щеки сейчас загорятся. – Убери! Убери-убери-убери сейчас же!
- Да замолчишь ты или нет, кошмарная девчонка, - бормочет Михок, болезненно морщась и пытаясь заткнуть ей рот краем одеяла. – Такой сон был…
Это какие же ему сны снятся, что он даже наяву руки распускает, проносится у Пероны в голове, но она быстро решает, что ей и думать об этом не хочется.
*
Чем дальше в лес, тем больше мелких странностей Михок за собой подмечал. Он никогда не думал, что его терпение настолько беспредельно (резонно думать, что раздражение он выплёскивал в спаррингах с учеником), что он настолько безразличен к вкусу еды, что каракули девчонки на страницах книг служат прекрасными визуальными ориентирами для запоминания страницы. Внезапно обнаружившаяся манера приходить в комнату намеренно позже, чтобы дать девчонке переодеться, или что она там делала, тоже была странной. Однако больше всего удивляли сны, которые и раньше особой системностью не отличались. Чего там в общем итоге только не было, начиная от совершенно безобидного коллективного (он сам, ученик, обезьяны, Перона) приготовления ужина и тренировок с Зоро, и заканчивая безумными сновидениями об усыновлении ученика и какими-то совершенно порнографическими кошмарами. Хорошо хоть, привычкой говорить во сне мечник не страдал.
Благо, иногда приходилось отвлекаться на обязанности Шичибукая.
Больше всего Михоку в его работе не нравились внезапные собрания, которые очень любил тот же Дофламинго. Просто так Шичибукаев никто не собирает, а приятных поводов быть просто не может. Да и место сбора больно неприятное.
В последнее время к длинному списку причин добавилась новая. Перона ненавидела, когда её оставляли одну (по какой-то загадочной причине, Зоро и обезьян в такие моменты в расчёт она не брала), и по этому поводу с удовольствием закатывала истерики. Либо перед отъездом Михока, либо после его возвращения, либо всё включено – под настроение, наверное.
Да и не хотелось Михоку уезжать с острова надолго, если быть до конца откровенным. Плюс ко всему, теперь существовал риск, хоть он и был минимальным, - что кто-нибудь узнает о его новом ученике. В конце концов, Кума знал, куда отправлял Мугивар, и мог успеть сказать об этом кому-нибудь не тому. В общем, если предположить, что кто-нибудь в курсе, то следовало бы опасаться всякого рода хитростей и комбинаций.
Какая скука. Кто-нибудь, куда-нибудь, когда-нибудь. Совершенно не интересно.
Но, как бы то ни было, молчать девчонка не собиралась и на этот раз. Однако Третье Правило Пероны оставалось в силе, повторяться она тоже не собиралась.
- Привези мне медведя! – неожиданно выдала она, когда традиционные «Не смей уезжать!» и «Как ты смеешь оставлять меня здесь одну?!» закончились.
- Что? – искренне удивился Шичибукай, почему-то вспомнив, что в команде одного из нынешних сверхновых есть полярный медведь.
- Ну, игрушку привези. Медведя, - Перона смутилась непонятно почему, потеребила кружевной манжет, и, чуть-чуть покраснев, протянула: - Пожалуйста.
Михок только кивнул. Если на этом все вопли-сцены на этот раз должны были закончиться, то он только за. Найти такую игрушку будет несложно.
… Как он ошибался.
Ну кто бы мог подумать, да просто предположить, что Дофламинго увяжется за ним под предлогом свободного времени («что-то интересное» он чует спинным нервом не хуже Мугивары)? Молча эта пародия на птицу ходить, кажется, не умела, была до отвращения - и, следовательно, фальшиво, - дружелюбна и надоедала страшно. Разумеется, на земле Мариджоа были места, где могли купить игрушки Тенрьюбито. Но не в каждом из них согласились бы продать что-то пирату, как выяснилось. Тут-то экзотическая птичка и пригодилась. Дофламинго знал всё, что связано с подпольной коммерцией, и это было хорошо. Дофламинго был до ужаса любопытен, и это было плохо, потому что пришлось объяснить, с какого перепуга лучшему мечнику вдруг понадобился плюшевый медведь, а заодно и развеять высказанные подозрения о внезапных детях.
Донкихот посмеялся, выдал что-то в духе «А я-то думал, что ты закоренелый холостяк», только менее цензурное, и предложил очень… забавный вариант. Михок прикинул - и согласился.
И истерика по приезду у девчонки всё-таки случилась, зато хоть на этот раз – вполне обоснованная, это во-первых, а во-вторых, они с учеником в итоге здорово посмеялись. Да и плюшевый Бартоломью Кума величиной в полмихока оказался вполне милым. Но Пероне почему-то не понравился.
Зато Дофламинго оказался прав – было и вправду забавно.
Было бы странно, если бы после такого снились нормальные сны. Так что в массово танцующих балет Шичибукаях не было ничего удивительного. Сэр Крокодайл, резво размахивая ногами в красных туфлях, лихо отплясывал канкан в компании своего Барок Воркс (наверное, отказался присоединиться к общему веселью), в то время как остальные под руководством непонятно откуда взявшегося Иванкова танцевали классический балет. Разумеется, всё было как полагается: бледно-голубые пачки, музыка, лучи прожектора, главная партия его самого с Дофламинго и песенно-музыкальная подтанцовка Кумы, Мории и Хэнкок в костюмах медведей.
Разбудили его опять возмущённые попискивания девчонки. А такой шикарный был сон…
3.
Война с «медведем» вышла короткой, но жестокой. Ему пририсовали тонкие угольно-чёрные усы, такую же бороду и жёлтые глаза – то ли Перона знала в замке тайное месторождение жёлтой краски, то ли умела добывать ее из воздуха, Михок так и не понял, - и медведь (то есть, конечно, Бартоломью) начал отдалённо напоминать...
Ну а чего Дракуль ждал, собственно. Мстить это розоволосое чудовище умело, похоже, лучше всего на свете.
Если бы не Ророноа, сдавленно заржавший в кулак, когда гордая Перона показала игрушку, Михок бы так ничего и не понял. Впрочем, даже заметив… сходство, он никак на это безобразие не отреагировал – только хмыкнул, показывая, что оценил юмор. Зоро поглядел с уважением, Перона, снова не дождавшаяся скандала, обиделась, и Бартоломью канул где-то в закоулках замка.
Всё-таки, она была прирождённой провокаторшей. В какой-то момент Михок даже хотел сказать ей об этом, но - забыл, отвлекся, передумал, решил не нарываться… Промолчал, в общем, сам уже не знает, почему.
С Пероны сталось бы принять подобное заявление за комплимент.
… Он даже не знал, сознательно она всё это делала, или оно выходило само собой – и никак не мог понять, что было бы более приемлемым. Наверное, всё-таки второе, потому что думать о том, что девчонка (именно девчонка, не девушка и уж тем более не женщина - осознай, это называется, степень своей извращённости, Соколиные Глаза) чем дальше, тем чаще намеренно провоцировала его на отвратительные мысли, не хотелось.
Но она же… она же правда провоцировала. Каждую минуту, каждым своим словом, жестом, движением, запахом, улыбкой, дурацким смехом – всем.
Если Перона задумывалась о чем-то, то обязательно - нарочито? машинально? - накручивала прядь волос на палец. И губы надувала – впрочем, как раз губы она надувала по любому поводу, а иногда и вовсе без него.
Если выходила с утра из комнаты (Дракуль теперь практически сбегал на тренировки до того, как она проснётся) – то сонно хлопающая ресницами, зевающая, в съехавшей с плеча кофточке и с голым животом, какая-то такая неожиданно настоящая, что у Михока кулаки сжимались от чего-то, похожего даже на нежность.
Если подтягивала сбившийся чулок – то так медленно, что впору было взвыть (не будь Михок Михоком, он бы, наверное, так в какой-то момент и поступил), и разглаживала потом каждую складочку, и выдыхала с облегчением, выпрямляясь, и Дракуль выдыхал тоже, только тихо, едва заметно и обречённо. Естественно, даже виду не показывая, что что-то такое заметил и подумал.
Если засыпала рядом… ну, это Дракуль теперь вообще считал отдельной возможностью совершить великий подвиг и потренировать силу воли. Потому что во сне Перона, как и любой нормальный человек, совсем за себя не отвечала - и прижималась, обхватывала его руками и ногами, бормотала что-то, а он мог только лежать, закинув руки за голову и сжав зубы, чтобы не сотворить непоправимое.
Со стороны это должно было смотреться устрашающе, о да.
Он не был уверен, что его хватит надолго. Хвалёная выдержка мечника рядом с Пероной работать уже отказывалась, и иногда девчонку хотелось… ну хотя бы – заткнуть, чтобы не трещала над ухом, самым очевидным и эффективным способом. Или даже не затыкать, а просто как-нибудь вечером, когда она уже привычно притулится к нему под бок («Мне холодно», - непререкаемо заявила она, сделав это в первый раз, и он не стал возражать), притянуть сразу к себе и…
Когда эта мысль впервые пришла ему в голову, Михок решил было, что сошел с ума. Или заразился от ученика какими-то опасными флюидами – недаром же тот газетную вырезку с фотографией Мугивары только что в руках непрерывно не таскал, там тоже явно всё было очень непросто.
Но «сумасшествие» не устрашилось ни жестокой самодисциплины, ни серьёзного разговора с Ророноа (лучше бы его не было, этого разговора, Михок предпочёл бы не знать всего того, в чём Зоро, в конце концов, признался).
Сумасшествие набирало силы с каждым днём, и Дракуль уже готов был снова сбежать на архипелаг – на этот раз, в квартал удовольствий, наплевав на репутацию и статус Шичибукая, - или перебить всех Королей Моря в радиусе десятка километров от острова, чтобы отвлечься хоть на что-то, или… поддаться.
Последнее было проще всего. Иногда Михоку казалось, что вот сейчас, стоит Пероне сказать ещё одно слово, подлететь ещё на дюйм ближе, хлопнуть ресницами ещё всего раз, - как у него перемкнёт что-то в голове, и он уже не сможет остановиться. Пожалуй, рассеянно думал он, глядя, как шевелятся ее губы, она будет кричать. И вырываться – о да, если поймать её-настоящую, она будет рваться из его рук так, что придется следить, чтобы не поранилась ненароком, и хватать за руки, и не давать звать на помощь…
Перона все говорила и говорила, журчала голосом, махала ладошками перед лицом Михока, проверяя, слушает ли, а он кивал, даже не пытаясь изобразить заинтересованность, и представлял, как бы всё было, если бы.
Наверное, в первый раз она умудрится прокусить ему губу, вырвется-таки (точнее, он сам её выпустит, но ей этого знать не обязательно), окатит изумлённым и перепуганным взглядом, сбежит на другой конец замка, пропадёт на сутки-двое...
А потом он опять обнаружит ее в своей постели. И это будет значить, что она не против повторения, продолжения, что она вообще – не против.
Михоку очень хотелось верить – впервые за долгое время ему хотелось во что-то верить, чёрт побери!, - что так оно всё и будет.
Если он когда-нибудь не сможет удержаться.
*
Перона чувствует, что что-то вокруг глобально не так, но что именно, понять не может. Это загадочное что-то неслабо её смущает, ощущается затылком и иногда не дает сосредоточиться.
Нет, всё совершенно как обычно, выверенная за несколько месяцев схема, состоящая из обезьян, придурков-мечников, ужина-обеда-как-получится-если-не-сгорит и ночёвок в одной кровати с Михоком, работает по прежнему, не претерпевая сильных изменений, но что-то изменилось. Как и у любой уважающей себя женщины, да ещё и считающей себя принцессой, у Пероны есть вполне себе женская интуиция, которая последнее время взяла манеру вопить о чём-то, от чего стоит искать спасения, лучше всего в подвале. Или наоборот не стоит спасаться, надо идти навстречу. В общем, интуиция у Пероны примерно так же непостоянна, как и её тембр голоса: то туда, то сюда, и совершенно непонятно, что же в итоге делать.
Ещё Пероне очень не нравятся взгляды Михока, особенно в сочетании с необходимыми время от времени отлучками. Вернётся, и смотрит на неё пристально и до странного долго, так и хочется сделать какую-нибудь глупость или гадость. И ведь делает, да только проку особо никакого, потому что чудится, что… на неё смотрят и оценивают: нужна – не нужна.
Во всяком случае, Пероне так кажется.
Когда в первый раз от таких мыслей в животе свернулось что-то холодное, она даже удивилась, и с запозданием осознала, что ей не просто не хочется оставаться одной или уходить отсюда. Такого исхода она элементарно боится.
Лучшим лекарством от страха Перона всегда почитала наглость. Или настырность. Так что закатывать глаза и просить у кого-то наверху терпения Михоку приходится ещё чаще. Но долго и странно смотреть он всё равно не перестаёт.
Ситуация разрешается… странно.
Михок, будто соблюдая какую-то традицию, читает по вечерам в своём любимом кресле. Перона, в кои-то веки решившая размять своё собственное тело (на самом деле, она уже некоторое время почти не использует призрачную форму, потому что надобности в ней как-то особо и не возникает), стоит у мечника над душой и порывается заглянуть в книгу, черкнуть там что-нибудь заготовленным карандашом.
Всё выходит довольно глупо и совершенно случайно: Перона наклоняется пониже, свешиваясь через подлокотник, Михок как раз поворачивается, чтобы предложить ей пойти занять на время ученика и оставить в покое его самого, и так выходит, что он губами скользит по её виску.
Перона вздрагивает и отскакивает назад. Михок, разом превратившийся в изваяние, почему-то закусывает губу.
Глаза у него в этот момент… слишком. Всё слишком.
Перона, озарённая внезапной догадкой, почитает за лучшее поскорее улизнуть в самую высокую башню замка.
Ну чёрт возьми, сама же совсем недавно рассуждала о «любви и страсти», а туда же, не заметила. Не дура ли?
Глаза у Михока - точь-в-точь такие же, какие были у Абсалома, когда он смотрел на ту рыжую девушку из команды Зоро.
Что с этим делать, Перона не знает. Одно дело – отстранённо размышлять о всяком, и совсем другое – вот так вот, внезапно, понять, что это самое «долго и счастливо» ни разу не эфемерно и довольно-таки близко к реальности. Но ведь не трогал же раньше... Ну, если не считать неосознанных прижиманий к себе во сне.
Перона прижимает к горящим щекам руки. А почему бы и нет, собственно? Должна же была эта их игра в семью рано или поздно прийти к логическому завершению. И не так уж это и страшно, а, если верить тому же Абсалому, и вовсе замечательно…
Остаётся один вопрос - а чего она сама хочет от мечника?
Она хочет… Да не знает она, чего хочет! Вот с Зоро все кристально ясно: он забавно ведёт себя в Негативе, смешно размахивает мечом, если его окончательно достать, рассказывает, если настроение хорошее, о капитане, команде и путешествии, - с ним просто не скучно, и Пероне это нравится.
А с Михоком может быть и скучно, и страшно (всё-таки, силу его оценить у Пероны до сих пор так и не получается, и это жутко нервирует), и раздражать он может до невозможности… Но она всё равно никуда от него не уходит – а если и уходит, то возвращается, даже после окончательного и бесповоротного решения никогда больше эту усатую рожу не видеть.
Перона сидит в узком оконном проёме башни, свесив ноги наружу, и вслух бубнит все ругательства, какие знает. В последние месяцы, их список существенно пополнился, благодаря всё тому же Зоро…
А вот Михок никогда не ругается, вспоминается ей ну совершенно некстати. Разве что «девчонкой глупой» назовет, или просто «девочкой» - это ее-то! Страх и ужас Триллер Барка! Принцессу Негатива!
Негатив Хоррор на Дракуля, между прочим, не действует, она проверяла. Когда призраки пролетали сквозь его грудь, Михок только косился на Перону – ну когда же ты повзрослеешь, мол, брось уже свои игры.
Глупая девчонка.
Как-то это у него совсем не зло выходило, вспоминает Перона. Даже в самом начале.
- Сволочь невозмутимая, - бормочет Перона и досадливо фыркает, не услышав в собственном голосе ни капли злости.
Ну не знает она, что делать. Героини любовных романов, влюбившись, томились духом, вздыхали и вышивали подушечки, поджидая, пока их прекрасные пираты вернутся из дальних странствий.
А у Пероны чешется нос, ей холодно и хочется шоколаду, - и она, может, и мало что понимает, но даже ей понятно, что к любви все эти чувства отношения не имеют. Да и вышивать как-то не особо тянет, и пират (ни разу не прекрасный!) в дальние странствия, вроде как, пока не собирается.
Чёрт знает что. Даже сердце, которое, судя по тем же романам, должно стучать гулко и быстро-быстро, стучит…
Ну ладно – она хмурится, приложив руку к груди, - с сердцем все как раз так, как должно быть. Но в этом наверняка виновата длинная лестница, ведшая в башенку, и то, что Перона всё-таки перепугалась, когда Михок её поцеловал.
Или что он там сделал.
Губами по виску, сухо и еле ощутимо, а потом откинулся – отшатнулся – на спинку кресла и обжёг взглядом, уставился так, будто вот-вот не выдержит и набросится.
Сволочь невозмутимая? Ну уж нет, - Перона даже головой качает в такт своим мыслям. Сволочью Михок, конечно, быть не перестал, но вот насчёт невозмутимости…
А в следующую секунду, до неё неожиданно доходит.
Боже, боже-боже-боже, она же только что, впервые за все эти месяцы, смогла выбить Михока из его вечного равновесия!
Она довела Дракуля Михока!
Перона дёргается, чтобы выпрыгнуть из окна и с радостным визгом сделать в воздухе какое-нибудь двойное сальто, но вовремя вспоминает, что материальное её тело летает только вниз и головой о камни. Но даже это малоприятное осознание не может сейчас испортить ей настроения – она! Довела! Михока! Она сделала то, что не удавалось, наверное, никому и никогда!
Ну, по крайней мере, в этом столетии – уж точно.
И всего-то и было нужно, что почти дать себя поцеловать… После недолгих размышлений Перона решает, что это было, во-первых, не так уж и неприятно, а во-вторых, кого волнуют маленькие неудобства, когда речь идёт об издевательствах над Михоком?!
Она вскакивает, снова чуть не выпав из окна, оглашает остров заливистым хохотом (над лесом, хрипло каркая, поднимается стая перепуганных ворон) и сжимает кулачки в предвкушении:
- Ну держись, Соколиные Глаза!
И летит – то есть, бежит, конечно, перепрыгивая через две ступеньки и зажав подмышкой зонт, - по узкой лесенке вниз.
К Михоку.
В гостиной его уже нет, - и когда только успел смыться? - и это несколько сбивает лихорадочный энтузиазм Пероны: если Михок ушёл в подвал к Зоро, с исполнением коварнейшего из ее планов придется подождать. А ждать ей не хочется абсолютно, потому что потом на подобное безумие может банально не хватить смелости и дурости.
Но даже эта здравая мысль не мешает ей, окинув гостиную беглым взглядом, кинуться к двери, ведущей на чёрную лестницу, хлопнуть этой дверью за своей спиной, прогрохотать каблуками по очередной сотне ступенек и… с разбегу врезаться в неторопливо спускающегося вниз Дракуля.
Нормальный человек от такого столкновения рухнул бы вперёд, ну или хотя бы покачнулся. Но этот – ненормальный, он только останавливается, оборачивается и молча смотрит.
Ждёт, чего она ещё учудит.
- Ой, - только и говорит Перона, потирая ушибленный нос и отступая на шаг. Смелость и дурость куда-то резко улетучиваются, и хочется трусливо сбежать обратно вверх по лестнице. Но сердце стучит так, что, кажется, она и шагу сделать не сможет.
Поэтому она глубоко вздыхает, мысленно прощается с Морией-сама, Асбаломом, Зоро и всеми плюшевыми игрушками на свете - и встречается с Михоком взглядами.
Он смотрит на неё, и вроде бы всё, как обычно: хмурое спокойствие, усталость, равнодушие где-то там по краям радужки…
А Перона видит – ожидание. Нетерпение. Нежность, кажется, даже. В общем, кучу всяких глупостей, которых у Михока не может быть, потому что не может быть никогда. Перона от этого потока теряется мгновенно и окончательно, и стоит, уже совсем загипнотизированная, а потом, потом у неё внутри, вместо смелости и дурости, появляется что-то непонятное, но от того не менее сумасшедшее, и она просто делает шаг вперёд.
Смотрит на Михока снизу вверх (какой же он высокий, это же ужас что такое!), закидывает руки на шею, заставляя нагнуться, зажмуривается покрепче и просто прижимается губами к губам.
Михок снова цепенеет, как будто этот её поступок для него – похлеще удара грома в макушку.
Перона не знает, что делать дальше, коленки у неё дрожат, сердце сейчас точно простучит в груди дыру и запрыгает по ступенькам.
Через несколько секунд (часов! лет! вечностей!) абсолютной паники, его руки смыкаются у неё на талии.
*
Михок медленно и очень осторожно сомкнул руки у девчонки на талии, готовый в этот момент поверить в то, что у него как минимум раздвоение личности, если не шизофрения. О последнем вопила одна часть мозга, другая же умудрялась мерзко хихикать над ним самим и бурно радоваться одновременно. Совершенно некстати – чьим-то чужим, но очень знакомым голосом.
Перона продолжала прижиматься к нему губами, мелко дрожа - видимо, от наглости и смелости.
Нужно было что-то делать.
Михок почему-то боялся, что если не оттолкнёт глупого ребёнка сейчас, то остановиться уже не сможет. Да, это было бы правильно.
Поступать правильно после столь долгого вынужденного воздержания не было ни сил, ни желания (да и вообще, это ему потом казалось, что он раскладывал всё так по полочкам, а в тот момент Дракуль, наверное, и не думал ни о чём таком), поэтому Михок просто ответил на поцелуй.
Целовалась Перона из рук вон плохо, что и не удивительно. Зато приноравливалась быстро. И, как ни странно, мечнику вполне хватало разума, чтобы остаться осторожным и ни вжать девчонку в стену, ни даже сделать поцелуй слишком глубоким.
В конце концов, это оказалось похоже на глоток воздуха, но никакой глоток не был бы и вполовину так прекрасен. Романтика, чёрт бы её побрал, когда больше всего хочется – подхватить вот сейчас её на руки, отнести в спальню, а потом…
Михок отстранился первым, неспешно снял руки девушки со своей шеи и спросил, какого чёрта она творит. Перона растерялась. Видимо, она ожидала чего угодно, но не этого, а Дракул только смотрел на неё и никак не мог заставить себя выпустить из рук тонкие (как бы не сломать ненароком) запястья.
А потом она сама отскочила, скорчила до невозможности милую недовольную рожицу, с негодованием топнула и понеслась наверх. Михок молча прижался лбом к прохладному камню, пытаясь остыть. Кажется, он мог гордиться своей выдержкой. Кажется, всё в итоге буде намного проще, чем ему казалось сначала. Однако тот факт, что он явный извращенец, а Перона - сущий ребёнок, это не отменяло.
От ученика нахватался, не иначе.
Кстати об ученике, следовало всё-таки спуститься в подвал и начать урок. В бою Михоку всегда моменты думалось лучше.
*
Зоро хотел есть. Желудок возмущённо булькал и требовал мяса, хотя бы и подгоревшего. Обычно этим занималась Перона, ну или обезьяны под её чутким руководством, но сегодня своей почётной обязанностью она решила пренебречь. Более того, что совсем уже ни в какие ворота, она даже не взялась доставать Зоро после тренировки, что тоже стало уже чем-то вроде традиции. Но её не было. То есть, совсем нигде – Зоро честно искал (в конце концов, как можно плутать в замке, в котором ты живёшь уже несколько месяцев), даже заглянул в её с Михоком (вот это у Дракула нервы, с таким жить!) спальню. Самого учителя, кстати, тоже нигде не было. Как ушёл после тренировки, так и не видно. В принципе, он мог уплыть по делам, но обычно старался о таком предупреждать.
Однако есть Зоро всё равно хотелось. К ночи – совсем сильно. От этого он чувствовал себя как бы немного ближе к капитану. И всё бы ничего, на самом-то деле, но Ророноа никак не мог найти склад с продуктами.
Обезьян же есть было неэтично.
4.
Пероне ужасно обидно. Эта сволочь совершенно не вышла из себя, да что же это такое! А она ведь так старалась... Несправедливо.
И что делать дальше – опять не особо понятно. Ну, можно прикинуться, что ничего не было. Это будет слишком скучно, да и бессмысленно. Если выражаться языком Абсалома – её желают, и что-то как-то сомнительно, что она сможет помешать Михоку, если что. Да и не захочет, скорее всего. Слишком любопытно, как это.
Как хорошо, что в подвале нашёлся достаточно сухой, тёплый и незаселённый уголок, чтобы можно было спрятаться там и думать, думать, думать, пока голова не лопнет. Перона, конечно, вполне сообразительна, но в её возрасте иногда очень хочется доказать всем, что прописные истины типа «слушай своё сердце» могут неплохо опровергаться. Ну, не совсем в её, несколько раньше, но это такие мелочи. Особенно по сравнению с ужасной проблемой под названием Михок.
Можно… можно попытаться его ещё раз довести. Кажется, результат в любом случае будет одинаковым. И зачем тогда трепать себе нервы, спрашивается?
Перона снова топает ногой, на этот раз – на саму себя. Будь что будет, и чёрт с ними со всеми, главное, чтобы из дома не выгнали. И, для приличия, решает она, нужно ещё здесь посидеть и не показываться никому на глаза. Чтобы забеспокоились и осознали, как им всем там без неё плохо. Особенно Михоку. Вот.
*
Как ни странно, но мнения Дракуля с Пероной по поводу того, что показываться друг другу на глаза не стоит, совпали почти полностью.
Михок удалился сначала на одну из башен, а потом, когда приутих вечный местный ливень, вглубь острова. Ему самому были не очень понятны его мотивы, но одно было неоспоримым и совершенно отвратительным: мечник ощущал себя влюбившимся подростком. В его-то возрасте, даже смешно. И правдиво до жути.
Уравнение получалось простое: он и Перона. Рано или поздно из двух слагаемых должна была получиться сумма. И почти получилась. Михок знал, почему оттолкнул девчонку, был уверен, что она сама не понимает, что делает. Во-первых.
Во-вторых, степень его самоконтроля оказалась намного выше ожидаемого.
В-третьих, если Перона, как обычно, придёт спать к нему под бок, то самоконтроль теперь уж совершенно точно полетит к чертям.
*
Разумеется, вечно друг от друга прятаться было бы невозможно. Что забавно, вернуться к своему нормальному повседневному состоянию они решили одновременно и впервые после поцелуя встретились на кухне. Разумеется, там же был Зоро. Разумеется, никто из них не пожелал лезть в бутылку, поэтому с чистой совестью можно было сказать, что примирение состоялось. Больше всех рад был Зоро.
Разумеется.
Наверное, как кажется Пероне, у них вполне могло бы получиться восстановить то же странное состояние, что было до. Если бы Принцесса Призраков не была врождённым провокатором, то возможно. Но, конечно же, Перона не смогла промолчать и высказалась в духе того, что некоторые не только не знают, чего хотят, но ещё и не понимают самых прозрачных намёков.
Михок только подошёл близко-близко, обнял одной рукой. Провёл ладонью по щеке, назвал глупой девчонкой, а Перона молча смотрела ему в глаза и думала, что это же преступление, чтобы глаза были такие гипнотизирующие.
На этот раз сбегать никто не собирался. Дракуль подхватил её под колени и опустил на кровать, навис сверху и целовал до тех пор, пока Перона не обвила руками его шею, как тогда, в коридоре. В общем, показывал, что намёки он прекрасно понимает.
И откуда бы Пероне было знать, насколько мечник сдерживал себя. Она ведь – как кукла фарфоровая, обнимешь слишком крепко, пальцы сожмёшь сильней, чем требуется, и сломается. И дотронуться страшно, и не дотрагиваться невозможно.
У Михока большие, шершавые, горячие ладони, и воздух в комнате настолько горячий, что дышать получается только судорожно, ртом, со всхрипами-полустонами. Хотя, наверное, дело в том, что они так близко, что ближе просто некуда.
Разумеется, отстирывать простынь Перне потом приходится самостоятельно.
... На следующий день Перона решила продемонстрировать обитателям руин особую степень вредности. Обезьяны с Зоро взвыли дружным хором, а Михок только снисходительно улыбался.
Как и прежде, вывести систему по художественной нашинковке кораблей из состояния покоя казалось невозможным.
Эпилог
- Слышь, ты, королева кривых зеркал, - ворчит Зоро, стараясь говорить погромче, чтобы летящая впереди Перона обратила на него внимание, - с какой это внезапной радости я тебя должен тащить?
Перона, не оглядываясь, наугад тычет в него зонтом, не попадает и, поднявшись повыше, на случай возможной мести, отвечает:
- Ну не должна же я идти на это твоё Сабаоди своими ногами?
Зоро бормочет что-то про то, что она не до Сабаоди должна идти, а только до лодки, а ещё лучше – обратно в замок, а он уж как-нибудь сам доберётся, но Перона уже не слушает. Летит себе вперёд, напевая что-то и ёжась в лёгком платье под мерзкой моросью.
- Ведьма, - резюмирует Зоро и поудобнее устраивает её безвольное тело на своём плече.
На Сабаоди его, может быть, уже ждёт другая ведьма. Даже две – одна рыжая, другая умная. А ещё олень, лжец, мертвец, киборг, кретинский кок… И Луффи.
У Зоро просто нет времени на споры.
Погода, конечно, для всяких там прощаний и расставаний подходит идеально. Но нормально попрощаться с Михоком у Зоро всё равно не получилось - он только поклонился, стукнувшись лбом о пол, и рявкнул «Спасибо, учитель!» на весь замок, а Михок посмотрел поверх газеты и молча кивнул, - обезьянам хватило простого взмаха рукой, с Пероной же до прощания, увы, ещё далеко… Но на долгие слезливые разговоры с пафосными клятвами под пасмурным небом у Зоро времени тоже нет, так что он даже рад.
Два года подходят к концу, и это прекрасно.
Медведь, плюшевая игрушка, самой же Пероной и сшитая, со смачным шлепком падает в грязь.
- Что ты творишь?! – тут же возмущается мгновенно подлетевшая Перона. - Ничего нельзя доверить! Ты что, не можешь быть аккуратнее?!
Зоро пожимает плечами, поднимает медведя за плюшевую ногу и критически осматривает. Игрушку очень хочется выкинуть. Но выслушивать истерику, на которые ведьма большая мастерица, ему совершенно не улыбается. Ещё Зоро хочет, наконец, побыстрее на Сабаоди. За два года он, кажется, успел соскучиться даже по рыжей ведьме.
Перона продолжает фоново возмущаться, но без особого энтузиазма – ей не хочется, чтобы мечник совершенно случайно уронил в грязь ещё и ей тело. Ещё ей жалко подаренного Михоком платья, красивое ведь.
Лодка, ради приличия даже не похожая на гроб, мягко качается на привязи. Плыть на такой посудине кажется самоубийством, но, с другой стороны, гроб Михока выглядит не более надёжным.
Впрочем, Зоро бы и в гробу доплыл, невелика сложность.
- Сколько нам плыть? – спрашивает он, осторожно (ну а вдруг Михок наблюдает из окна замка) перенося тело Пероны через борт. Перона-призрачная, зависшая над его плечом, всё-таки опускает зонтик на его голову:
- Ты что, не слушал Михока?! Он же тебе трижды объяснил, и по карте показал всё!
Карты, карты… а что карты? Картинки и есть.
Зоро картография всегда казалась чем-то вроде астрологии – вроде и слова умные, и учёных людей пруд пруди, а такая бесполезная ересь, в результате… Лично ему карты без надобности. Ну, точнее, он и с ними вечно забредает куда-то не туда – совершенно случайно, естественно. Но это неважно.
- Я решил, что за курс будешь отвечать ты, - говорит он вслух. Почему-то ему кажется, что заявление насчёт карт Перону не слишком убедит. – И Этернал Пос у тебя, и всё такое… Работай, короче.
Перона недовольно косится на синий шарик на своём запястье. Несколько минут назад Михок сам застегнул на руке её-живой кожаный браслет, а потом в последний раз прижал Перону к себе – и отпустил.
В конце концов, это же Дракуль и предложил, чтобы она проводила Зоро до Сабаоди («Иначе, - объяснил он тихо, чтобы только Перона слышала, - в команде Короля Пиратов точно не окажется мечника»).
- Тоже мне, решатель нашёлся, - бормочет она. – Греби давай!
И Зоро берётся за вёсла.
Грести оказывается раза в два легче, чем когда они впервые отчаливали с капитаном от берега небольшого острова в Ист Блю. Перона-призрак висит над носом судёнышка, следя за курсом, а потом, разумеется, начинает командовать:
- Греби правее… это, чтоб тебя, было лево!
И так всю дорогу. Ведьма.
К вечеру даже у Зоро начинают отваливаться руки, а на их пути всё нет никакого приличного для ночёвки острова. У лодочки нет якоря, и, если лечь спать так, её отнесёт течением. Это понимает даже Зоро.
Земля на горизонте появляется только к рассвету, и Зоро дрыхнет под каким-то деревом до обеда. Будит его упавший на голову кокос. Вероятно, без девчонки-призрака опять не обошлось. Она, конечно, уже вполне себе молодая женщина, но характер у неё изменился не сильно, да и привык Зоро думать о ней как о вздорной пигалице.
По правде говоря, Перона и не спешит его разубеждать. За первым кокосом следует второй, и жуткий пират Ророноа Зоро, на равных сражавшийся с Сильнейшим В Мире Мечником, позорно сбегает из-под дерева к воде - умываться. «Молодая женщина» чарующе (уши у Зоро не закладывает только потому, что он давно привык) хохочет ему вслед, свесившись с ветки.
А потом они плывут дальше, дальше и ещё дальше. В какой-то момент, даже Перона перестаёт оглядываться назад - туда, где её ждёт Михок. По ощущениям Зоро, минуты-часы-дни плавания сливаются в одно серое нечто, в котором почти ничего, кроме редких стоянок, редких же сражений с Морскими Королями и - уже совсем не редких - перепалок с Пероной, не происходит.
Ну и, конечно, она не предупреждает его заранее о том, что до Сабаоди осталось совсем недолго, и Зоро чуть не топит оба весла, завидев на горизонте отвратительно знакомый округлый абрис архипелага. Перона, клюющая носом на корме (она уже давно не покидает тела, потому что без души оно так и норовит свалиться в воду), аж подскакивает от его матерного вопля.
Смысл вопля простой: «Наконец-то, чёрт возьми!».
Наконец-то.
Итак, всех с добрым светлым праздником не то Самайна, не то Хеловина, кому что больше нравится.) Мы очень старались успеть дописать наше что-то-типа-подарка-непонятно-кому вовремя, потому что оно оказалось внезапно очень хэллоуинским. Хотя из кошмаров, деманов и потусторонних чудовищ там только... а блин, ладно, они там все - кошмары, деманы и потусторонние чудовища ><
Аняня!
Авторы: Эфраи, Безумный Полип
Название: "Семейные ценности"
Фендом: Ван Пис
Тип: вот щас будет неожиданное. Гет.
Рейтинг: PG-13
Жанр: missing scene, любовный роман, местами юмор
Персонажи: Дракуль Михок, Перона, Зоро, обезьяны, эпизодические няшки вроде Дофламинго и парочки плюшевых медведей.
Отречение: отрекаемся, не претендуем, убегаем, прячемся
Саммари: Остров Курайкана, руины царства сырости, древний замок. Два года затишья. Трое людей, один из которых обязательно должен вернуться к своему капитану. Что там было? Ой, чего там только не было...
Ахтунг раз: мы верим, что Михок/Перона - это канон.
Ахтунг два: тут есть Зоро - а значит, есть и Намёки. Так что это всё-таки не целиком гет. :3
Ахтунг три: отвратительный характер Пероночки - безусловный кинк обоих авторов.
Ахтунг четыре: мы заранее (на всякий случай) извиняемся перед одной прекрасной дамой родом из реборнофендома за то, что использовали её бессмертные слова в эпиграфе.
Ну и привычное: АУ, ООС, многаслов, розовые сопли, авторы укурки и опять очень любят тех, о ком пишут.
да пребудет с вами семейный гет
... имейте уважение к тем, кому нравится семейный джен. Их, кстати, немало.
Никто не имеет права устраивать цирк по этому поводу.
(с) почётная Та-Кого-Нельзя-Называть реборнофендома,
ревнительница и хранительница ХотФеста и многих других фестов
Вы наверняка ещё слишком юны, чтобы понять
всю ценность взрослых, семейных отношений.
(с) Она же
Машина для нашинковки кораблей... гипножаба Ван Писа...
мы так любим дядю Мишу, я фигею *_____*
(с) Фрагмент творческой беседы авторов-укурков.
Просто чтобы вы сразу поняли, что вам предстоит.
Никто не имеет права устраивать цирк по этому поводу.
(с) почётная Та-Кого-Нельзя-Называть реборнофендома,
ревнительница и хранительница ХотФеста и многих других фестов
Вы наверняка ещё слишком юны, чтобы понять
всю ценность взрослых, семейных отношений.
(с) Она же
Машина для нашинковки кораблей... гипножаба Ван Писа...
мы так любим дядю Мишу, я фигею *_____*
(с) Фрагмент творческой беседы авторов-укурков.
Просто чтобы вы сразу поняли, что вам предстоит.
Гранд Лайн, остров Курайкана, руины Царства Сырости.
1.
Подходил к концу первый месяц. И это было хорошо, потому что означало, что почти тридцать дней в компании с этими ненормальными детьми Михок Соколиные Глаза уже выдержал. Не сказать, чтобы это было совсем уж невыносимо, - новый (да первый в жизни, на самом-то деле) ученик оказался вполне самостоятельным, и от Михока ему не было нужно ничего, кроме всё новых и новых заданий. Разнообразных монстров на острове ещё было предостаточно, но, судя по темпам, с которыми Ророноа Зоро их убивал, совсем скоро руины царства сырости должны были окончательно опустеть. Тогда – Михок уже предвкушал этот момент – можно будет, наконец, приняться за настоящее обучение.
В любом случае, пока с Ророноа проблем не было. В замке он появлялся раз в два-три дня, на глаза грозному учителю старался не попадаться, о своей, несомненно, тяжёлой судьбе рассказывать не спешил, пропитание добывал сам, - в общем, вёл себя так, как, по мнению Михока, и должны были себя вести хорошие ученики.
И быть бы одиночеству Михока Соколиные Глаза, в кои-то веки безвылазно сидевшего в своем замке, блаженным и нерушимым, если бы не…
- Не морщи лоб, ты так кажешься еще более старым, - наставительно прожурчало над его ухом. Михок моргнул и медленно повернул голову, чтобы смерить девчонку, которая висела в воздухе над самым его плечом, тяжёлым взглядом.
Он был бы вполне доволен всей этой ситуацией с наставничеством, если бы не одно «но». «Но» звали Пероной, у «но» были длинные розовые волосы, огромные круглые глаза, мелодичный голосок непонятного тембра и отвратительный, кошмарный, невыносимый характер. И оставлять Михока в покое она явно не собиралась – ни сейчас, ни когда бы то ни было.
Перона отлетела метра на три (ей казалось, что уж там-то Михок её точно не достанет, наивная девчонка) и уже оттуда показала ему язык:
- Мне скучно! Ты здесь сидишь круглыми сутками и ничего не делаешь, Зоро убивает твоих монстров и почти не обращает на меня внимания, а я хочу общения! Об-ще-ния, слышишь, ты?
- Тебя здесь никто не держит, - Михок пожал плечами и попытался вернуться к книге, которую читал. Он очень постарался, чтобы ни капли надежды на то, что «гостья» послушается и куда-нибудь исчезнет, в его голосе не прозвучало.
Впрочем, даже если бы он прямым текстом попросил Перону убраться, - чего он, конечно, никогда бы не сделал, хотя моментами и очень хотелось, - она бы принялась бить посуду, ронять стеллажи в библиотеке (и откуда столько силы в хрупкой девушке?), полдня летала бы по замку с воем, отказалась бы готовить ужин… Но на следующее утро Михок бы всё равно обнаружил её в собственной кровати, растрёпанную, с покрасневшими глазами, но мирно спящую.
Это всё они уже проходили не раз и не два.
К скверному характеру девчонки, как выяснилось, прибавлялась ещё и изрядная трусость. Трусость довольно странная, потому что привидений, пустых тёмных коридоров с завывающим ветром и его самого, как того следовало бы, по мнению Михока, опасаться любой приличной девушке, она совершенно не боялась. Зато некоторые совершенно бытовые и повседневные вещи вызывали у неё откровенный ужас.
К тому же Перона, может, настоящей принцессой и не была, но явно привыкла к комфорту. Или просто не считала себя достойной меньшего. В принципе, такие мелочи Михока вряд ли бы интересовали, если бы он в один из первых дней, когда Зоро официально уже был назван учеником, а девчонка окончательно заявила, что останется в с ними, не обнаружил совершенно внезапно для себя, что Перона вообще-то не привидение, а вполне себе материальна. Решить иначе было невозможно, потому что её тело аккуратно лежало на его кровати, а возмущённый голосок слышался откуда-то из дальних залов. Голосу вторило ворчание ученика. А тело лежало совершенно неподвижное, и даже пульс на запястье нащупывался с большим трудом.
Уносить тело Михок тогда не стал, только подвинул немного к краю и, улёгшись рядом, почти мгновенно заснул. Общество детей в таком количестве его поначалу невероятно выматывало.
А разбудили его несколько часов спустя грохот и истерические повизгивания откуда-то из-под кровати.
- Извращенец! Развратник! Спасите! – вопила Перона, пытаясь закрыться от него зонтиком. Это было смешно, и Михок, отсмеявшись, предложил ребёнку либо ложиться спать, либо убираться вопить из его комнаты куда-нибудь в другое место. Девочка предпочла тут же убежать.
Наутро же Михок со смешанными чувствами осознал Первое Правило Пероны, которое гласило: «Перона всегда возвращается». Проще говоря, она спала - именно спала, а не лежала без души, он как-то сразу это понял, - на самом краю кровати, повернувшись спиной, забрав себе большую часть одеяла и тихо посапывая.
И теперь сбежал уже сам Михок. То есть, конечно, не сбежал, а спокойно и тихо, чтобы не разбудить Перону (это было Второе Правило, «чем дольше Перона спит, тем легче живётся всем вокруг») поднялся и отправился делать утренние упражнения. Это ни в коем случае не было бегством. Разве стал бы Дракуль Михок убегать от… да даже не от женщины, а от обычной девчонки? Не стал бы, ни за что не стал бы, и это было единственным, что его успокаивало.
По дороге он заглянул в гостевые комнаты и убедился, что вездесущая сырость уже давно сделала их непригодными для жилья. Наверное, поэтому – ну и из врожденной вредности, естественно, - Перона и заняла спальню хозяина замка, подумал Михок и… ничего не стал предпринимать.
В конце концов, она ведь вернулась – а значит, ничего не имеет против того, чтобы спать с ним в одной постели. Самому же Михоку было, честно говоря, всё равно.
Сейчас, месяц спустя, ему тоже было практически всё равно. Хотя спала Перона уже давно не на краю кровати, а практически у него под боком, и иногда Михок даже умудрялся прижимать её к себе во сне (инстинкт, не более), при свете дня она оставалась всё той же раздражающей капризной девчонкой, какой была в первый день их знакомства.
И, кажется, меняться не собиралась.
Она щедро сыпала соль Михоку в чай, рисовала на полях книг, которые он читал, выпускала ему навстречу своих Призраков Негатива, рассказывала Ророноа, что «его бесподобный учитель во сне храпит!» (Ророноа на это только фыркал и гордо отвечал, что его капитан наверняка храпит громче – сомнительный повод для гордости, но Зоро вообще был необычным парнем)… Её воображения хватало на десятки гадостей, мелких и не очень, ежедневно, - и, насколько Михок помнил, она ещё ни разу не повторилась.
Да, Третье Правило Пероны было – «Перона никогда не повторяется». Она была не только раздражающей и капризной, но и чертовски непредсказуемой, вне всякого сомнения.
Пожалуй, это делало его вынужденное пребывание на одном острове чуть менее скучным.
Но Михоку, разумеется, не было до этого никакого дела.
2.
Второй месяц пошёл легче. То ли Михок привык, то ли ещё что. А может, сказалось общество молчаливого ученика, переселившегося окончательно в замок ближе к холодам.
Зимы на осеннем острове, разумеется, быть не могло, но что-то в духе своих времён года имелось. Летом немного чаще светило солнце, дождь был тёплым, и даже можно было поймать пару-другую сухих дней. Осенью грозы шли одна за другой, и от молний можно было спутать ночь со днём, если отвлечься. А зимой, этой местной странной зимой, дожди были совершенно ледяными, а капли крупными и похожими на град. Поднимались пронизывающие северные ветра, и количество мест на острове, где вообще можно было ночевать, стремительно сокращалось.
В любом случае, внимание Пероны переключилось, в основном, на Зоро и боевых обезьян, получивших высочайшее разрешение пока что жить в замке. Как они, собственно говоря, и делали последние несколько лет - с тем только условием, чтобы не попадаться хозяину на глаза. Однако, скрыться от девочки-призрака, даже распознай они вовремя опасность, им бы не удалось. Перона, признав обезьян вполне себе мягкими, хоть и не очень милыми, решила всерьёз заняться их воспитанием. Обезьяны в целом оказались не против – получать новые знания было в их природе, хотя бантики в качестве новой формы их не обрадовали.
Михок не возражал. Это было забавно, а невыносимому ребёнку как раз нашлось занятие.
Сам он львиную долю времени посвящал ученику, внезапно обнаружив процесс обучения весьма интересным. Зоро схватывал быстро, к моменту начала тренировок уже изрядно поднабрал в силе и фатально лезть на рожон не пытался (хотя Дракуль и опасался такого развития событий поначалу). Лучше всего для занятий подходили подвалы, в которых хоть и пахло мокрым камнем и плесенью, но было относительно сухо.
Иногда Перона прилетала туда же и наблюдала за тренировками, то и дело отпуская едкие комментарии. Общий пасмурный настрой замка повлиял и на неё, и количество мелких подколок, шуточек и гадостей сократилось. Возможно, дело было отчасти в усталости (как-никак, теперь у неё было вполне достойное занятие и маленькая армия учеников-горилл), а может, она тоже привыкла и прониклась симпатией к своим вынужденным сожителям. Второй вариант, разумеется, был чем-то из области детских сказок.
Или ещё у неё мог закончиться общий запас мерзостей. Например, колючку в носке Михок находил уже трижды за всё время. Правда, следовало отдать Пероне должное – колючки были с разных растений.
В какой-то момент стало совершенно обычным, что девчонка стала посылать к заработавшимся Зоро и Михоку на полигон, как они называли зал для тренировок, одну из обезьян, чтобы позвать их на ужин. Это было так трогательно и очаровательно по-семейному, что в первый раз юный мечник даже покраснел от удивления, и Перона долго ещё потом над ним смеялась.
Дракулю же сложившаяся ситуация начинала нравиться всё больше и больше.
Наверное, дело было в том, что свою собственную семью он успел забыть так давно и прочно, будто ее никогда и не существовало. «Выходя в море, не оставляй ничего позади» - девиз каждого уважающего себя пирата, которому Михок следовал с самого начала и собирался следовать, пока не умрет.
Забавно, но теперь он был даже рад, что так жить больше не получалось. Что нельзя было, например, просто уплыть каким-нибудь пасмурным утром с затянутого сырым туманом острова - и так же просто вернуться дней этак через пять, и чтобы ничего не изменилось, только замок стал еще чуть менее жилым… При мысли о том, какую истерику устроила бы Перона, исчезни он хоть на полдня, Михоку, лет с четырех никого и ничего не боявшемуся, становилось несколько не по себе.
Если уж эта кошмарная девчонка даже его короткую отлучку на соседний архипелаг за газетами и едой восприняла как личное оскорбление и потом полночи отказывалась пускать его в его же собственную спальню... Тоже забавный был момент, кстати: Перона что-то кричала за запертой дверью срывающимся голосом (после третьего «Да как ты посмел уйти и ничего не сказать?!» Михок перестал вслушиваться), а он стоял, привалившись к этой двери спиной и скрестив руки на груди, и молча ждал, пока буря пройдет. Дверь, конечно, можно было бы сломать одним ударом, даже без меча, но какой идиот будет рушить собственный дом? Михок идиотом, однозначно, не был. Поэтому он не двинулся с места даже тогда, когда Пероне надоело орать, и она вылетела призраком прямо сквозь дверь и его живот, высокомерно хмыкнула, оглянувшись, и унеслась – жаловаться Зоро или обезьянам, видимо.
Вернувшись, она застала Михока мирно дремлющим на прежнем месте и в прежней позе (ну не уступать же девчонке, в самом деле), и в ней, похоже, проснулось что-то вроде жалости…
Да, как оказалось, такие чудеса с ней тоже иногда случались – и в последнее время Михоку это, страшно сказать, радовало. Черт знает, почему.
Он и не думал, что еще способен на какие-то положительные эмоции, кроме удовольствия от сытного ужина или радости от драки с неожиданно достойным противником (такие попадались чем дальше, тем реже, но все же). Нет, конечно, были еще редкие попойки с Шанксом, который даже камень мог бы заставить веселиться, но… о красноволосых исключениях из любого правила – ни слова, на то они и исключения, чтобы рушить даже законы мироздания.
Так вот, до Пероны Михок и не думал, что его жизнь еще может стать настолько непредсказуемой, неупорядоченной, безумной… И захватывающей, что ни говори.
И уж конечно, он не думал, что такая жизнь может ему понравиться.
Быть сильнейшим (или там лучшим, детали не важны) вообще довольно скучно. Нет уверенности, что можно совершенствоваться дальше, ощущения теряют остроту, и… в общем, года через два после «официального» признания Михок захандрил и от нечего делать ненавязчиво напросился в Шичибукаи. Формально находиться в составе Дозора оказалось тоже не очень интересно, но не бегать же туда-сюда, как уж на сковородке. И Михок остался, молчаливо надеясь, что мир когда-нибудь родит достаточно сильного мечника.
Ну что, дождался. А Перона, видимо, оказалась бесплатным приложением к Ророноа, чтобы новоявленный учитель ненароком не заскучал. То ли у мироздания было такое чувство юмора, то ли каждому хорошему мечнику полагался такой вот элемент кармы. Но, как бы то ни было, с появлением в замке девчонки и Зоро, жить как-то внезапно стало на порядок интереснее.
А Перона продолжала преподносить сюрпризы. Она где-то раздобыла розовой ткани и развесила её занавесками по всем более-менее обжитым залам (вернее, вешали обезьяны под её чутким руководством), использовала вместо специй чертополох, заляпала бандану ученика ярко-желтой краской… Причём откуда она взяла последнюю, Михок понять не мог до сих пор.
А как-то раз она умудрилась пропасть. Первыми забеспокоились обезьяны, но этому значения никто не придал, а когда ни самой девочки, ни её призраков не было видно два часа (просто небывалое затишье), заволновался и Дракуль. Осознав, что его беспокоит отсутствие ужасного раздражителя, Михок глубоко озадачился, но решил, что подумать об этом можно будет и после. Ученика посылать на поиски было бесполезно – пришлось бы потом искать двоих, - а обезьяны и так уже посмотрели везде, куда могли залезть. Пришлось идти самому.
Перона нашлась в узком подвальном коридоре. Она сидела на высоком узеньком выступе стены, подобрав ноги как можно ближе к себе и вжавшись в пыльный камень. По полу туда-сюда ползали деловитые тараканы, активно изображая муравьёв.
- И что ты тут делаешь? - поинтересовался Михок.
- Ничего не делаю! Сижу, не видно, что ли! – взвизгнула Перона и, взмахнув от избытка чувств рукой, потеряла равновесие. Растерянный от абсурдности ситуации Михок не нашёл ничего лучше, чем поймать её на лету и, притянув испуганную девчонку к себе, успокаивающе погладить по волосам, стараясь не рассмеяться.
- Отпусти меня! Маньяк! Извращенец! Отойди немедленно и убери лапы! - Перона тут же начала вырываться.
- Куда отпустить? К тараканам?
Девочка на мгновение опешила. Видимо, в процессе успела забыть, от чего пряталась. А потом неожиданно для мечника уткнулась лбом ему в грудь и тихонько пробормотала:
- Не надо к тараканам.
А потом позволила (то есть, не стала брыкаться и кричать) донести себя до первых комнат кладовки – там живности не было. Перона оказалась ужасно лёгкой, и держать её одной рукой Михоку ничего не стоило. Как только Дракуль опустил её на пол, девчонка резво отскочила от него и как-то слишком быстро помчалась наверх. Мечник только хмыкнул.
И кто поймет этих женщин?..
*
Перона все понимает прекрасно. Она, в конце концов, не маленькая, книжки про любовь читала, да и странно было бы, прожив столько лет рядом с Абсаломом, не знать про это дело вообще всё, что только можно…
Так что да, ей отлично известно, что, когда мужчина и женщина живут в одном доме, спят в одной кровати и мирно (не очень мирно и очень нечасто, но все же) беседуют вечерами, - это нехороший признак. Очень нехороший. Это значит – «любовь и страсть», это значит, что всё идёт к свадьбе, розовым лепесткам, «жили они долго и счастливо» и прочей отвратительной романтичной мишуре.
Перона не хочет «долго и счастливо», честное слово. Ей куда больше нравится дрессировать обезьян - они оказались даже умней, чем ее зверушки с Триллер Барк, хоть и совсем не такие милые, - исследовать замок от подвалов до ржавого шпиля на крыше и следить за тем, как Зоро и Михок по полдня убивают друг друга (болеет она за каждого по очереди, но за Михока - чуть чаще, потому что Зоро всё равно всегда проигрывает). И готовить так ни разу не убившимся окончательно (какая жа-алость) придуркам обеды, которые с каждым днём подгорают всё меньше. И возмущаться, когда придурки все сметают за пару минут и требуют добавки. И просто возмущаться по любому поводу – Зоро иногда так смешно краснеет, выдумывая достойный ответ, а Михок закатывает глаза, будто кого-то там, наверху, молит о терпении...
Наверное, кто-то наверху очень любит Михока, потому что его терпение и впрямь кажется безграничным. Поначалу Перона каждый день ждала, что он сорвётся, наорёт на неё, выгонит из замка - нет, она этого за свои невинные шалости совсем не заслуживала, но мало ли что придёт в голову тупому мужлану?, - но прошла первая неделя, потом вторая, третья… К концу месяца, Перона поняла, что ей уже и не хочется, чтобы на нее срывались.
Эти мечники, оказывается, всё-таки не совсем тупые мужланы. По крайней мере, с ними лучше, чем одной, а на одиночество у Пероны, с недавних пор, жуткая аллергия.
Это здорово, что она может болтать с Зоро о его придурочном капитане, и делать Михоку чай (пересоленный, естественно, но тот уже привык), и жаловаться на холод и глупых обезьян, а эти двое будут делать вид, что совсем не слушают…
А вместо плюшевого медведя, без которого она раньше, на корабле Мории, не могла спать, можно осторожненько так обнимать Михока – предварительно убедившись, что он крепко спит и ничего не заметит, конечно. Перона скучает по зверушкам, по глазам-пуговицам и тихим невнятным голосам (и зачем она запрещала им говорить?), но… Спать с Михоком в сто раз теплее, чем с самым большим медведем, и ей, в дурацком Царстве Сырости постоянно зябнущей, это очень кстати.
А под утро можно разбудить Михока возмущённым шипением на ухо – «Ты лежишь на моих волосах, мне больно!», или «Руки убери, маньяк, я все чувствую!», или что-нибудь ещё такое же приятное выдумать. И тихо наслаждаться бешеным выражением его лица - в полусонном утреннем состоянии вытерпеть подобное издевательство особенно сложно, о, как хорошо она это понимает… Но Михок как-то умудряется терпеть ее даже в такие моменты.
А Пероне чем дальше, тем чаще становится даже, вроде как, совестно за свое отвратительное поведение. Чуть-чуть.
Пока отодвинувшийся от нее подальше и успевший снова заснуть Дракуль не тянет опять свои руки… куда не надо. Ему-то что, он спит и творит, что захочет, скользит своими ручищами везде, где получится, а ручищи-то горячие, жёсткие, сильные, а у Пероны кожа нежная...
- Руки! – визжит Перона – вроде бы тихо, но так пронзительно, что любая летучая мышь бы позавидовала. Ей кажется, что щеки сейчас загорятся. – Убери! Убери-убери-убери сейчас же!
- Да замолчишь ты или нет, кошмарная девчонка, - бормочет Михок, болезненно морщась и пытаясь заткнуть ей рот краем одеяла. – Такой сон был…
Это какие же ему сны снятся, что он даже наяву руки распускает, проносится у Пероны в голове, но она быстро решает, что ей и думать об этом не хочется.
*
Чем дальше в лес, тем больше мелких странностей Михок за собой подмечал. Он никогда не думал, что его терпение настолько беспредельно (резонно думать, что раздражение он выплёскивал в спаррингах с учеником), что он настолько безразличен к вкусу еды, что каракули девчонки на страницах книг служат прекрасными визуальными ориентирами для запоминания страницы. Внезапно обнаружившаяся манера приходить в комнату намеренно позже, чтобы дать девчонке переодеться, или что она там делала, тоже была странной. Однако больше всего удивляли сны, которые и раньше особой системностью не отличались. Чего там в общем итоге только не было, начиная от совершенно безобидного коллективного (он сам, ученик, обезьяны, Перона) приготовления ужина и тренировок с Зоро, и заканчивая безумными сновидениями об усыновлении ученика и какими-то совершенно порнографическими кошмарами. Хорошо хоть, привычкой говорить во сне мечник не страдал.
Благо, иногда приходилось отвлекаться на обязанности Шичибукая.
Больше всего Михоку в его работе не нравились внезапные собрания, которые очень любил тот же Дофламинго. Просто так Шичибукаев никто не собирает, а приятных поводов быть просто не может. Да и место сбора больно неприятное.
В последнее время к длинному списку причин добавилась новая. Перона ненавидела, когда её оставляли одну (по какой-то загадочной причине, Зоро и обезьян в такие моменты в расчёт она не брала), и по этому поводу с удовольствием закатывала истерики. Либо перед отъездом Михока, либо после его возвращения, либо всё включено – под настроение, наверное.
Да и не хотелось Михоку уезжать с острова надолго, если быть до конца откровенным. Плюс ко всему, теперь существовал риск, хоть он и был минимальным, - что кто-нибудь узнает о его новом ученике. В конце концов, Кума знал, куда отправлял Мугивар, и мог успеть сказать об этом кому-нибудь не тому. В общем, если предположить, что кто-нибудь в курсе, то следовало бы опасаться всякого рода хитростей и комбинаций.
Какая скука. Кто-нибудь, куда-нибудь, когда-нибудь. Совершенно не интересно.
Но, как бы то ни было, молчать девчонка не собиралась и на этот раз. Однако Третье Правило Пероны оставалось в силе, повторяться она тоже не собиралась.
- Привези мне медведя! – неожиданно выдала она, когда традиционные «Не смей уезжать!» и «Как ты смеешь оставлять меня здесь одну?!» закончились.
- Что? – искренне удивился Шичибукай, почему-то вспомнив, что в команде одного из нынешних сверхновых есть полярный медведь.
- Ну, игрушку привези. Медведя, - Перона смутилась непонятно почему, потеребила кружевной манжет, и, чуть-чуть покраснев, протянула: - Пожалуйста.
Михок только кивнул. Если на этом все вопли-сцены на этот раз должны были закончиться, то он только за. Найти такую игрушку будет несложно.
… Как он ошибался.
Ну кто бы мог подумать, да просто предположить, что Дофламинго увяжется за ним под предлогом свободного времени («что-то интересное» он чует спинным нервом не хуже Мугивары)? Молча эта пародия на птицу ходить, кажется, не умела, была до отвращения - и, следовательно, фальшиво, - дружелюбна и надоедала страшно. Разумеется, на земле Мариджоа были места, где могли купить игрушки Тенрьюбито. Но не в каждом из них согласились бы продать что-то пирату, как выяснилось. Тут-то экзотическая птичка и пригодилась. Дофламинго знал всё, что связано с подпольной коммерцией, и это было хорошо. Дофламинго был до ужаса любопытен, и это было плохо, потому что пришлось объяснить, с какого перепуга лучшему мечнику вдруг понадобился плюшевый медведь, а заодно и развеять высказанные подозрения о внезапных детях.
Донкихот посмеялся, выдал что-то в духе «А я-то думал, что ты закоренелый холостяк», только менее цензурное, и предложил очень… забавный вариант. Михок прикинул - и согласился.
И истерика по приезду у девчонки всё-таки случилась, зато хоть на этот раз – вполне обоснованная, это во-первых, а во-вторых, они с учеником в итоге здорово посмеялись. Да и плюшевый Бартоломью Кума величиной в полмихока оказался вполне милым. Но Пероне почему-то не понравился.
Зато Дофламинго оказался прав – было и вправду забавно.
Было бы странно, если бы после такого снились нормальные сны. Так что в массово танцующих балет Шичибукаях не было ничего удивительного. Сэр Крокодайл, резво размахивая ногами в красных туфлях, лихо отплясывал канкан в компании своего Барок Воркс (наверное, отказался присоединиться к общему веселью), в то время как остальные под руководством непонятно откуда взявшегося Иванкова танцевали классический балет. Разумеется, всё было как полагается: бледно-голубые пачки, музыка, лучи прожектора, главная партия его самого с Дофламинго и песенно-музыкальная подтанцовка Кумы, Мории и Хэнкок в костюмах медведей.
Разбудили его опять возмущённые попискивания девчонки. А такой шикарный был сон…
3.
Война с «медведем» вышла короткой, но жестокой. Ему пририсовали тонкие угольно-чёрные усы, такую же бороду и жёлтые глаза – то ли Перона знала в замке тайное месторождение жёлтой краски, то ли умела добывать ее из воздуха, Михок так и не понял, - и медведь (то есть, конечно, Бартоломью) начал отдалённо напоминать...
Ну а чего Дракуль ждал, собственно. Мстить это розоволосое чудовище умело, похоже, лучше всего на свете.
Если бы не Ророноа, сдавленно заржавший в кулак, когда гордая Перона показала игрушку, Михок бы так ничего и не понял. Впрочем, даже заметив… сходство, он никак на это безобразие не отреагировал – только хмыкнул, показывая, что оценил юмор. Зоро поглядел с уважением, Перона, снова не дождавшаяся скандала, обиделась, и Бартоломью канул где-то в закоулках замка.
Всё-таки, она была прирождённой провокаторшей. В какой-то момент Михок даже хотел сказать ей об этом, но - забыл, отвлекся, передумал, решил не нарываться… Промолчал, в общем, сам уже не знает, почему.
С Пероны сталось бы принять подобное заявление за комплимент.
… Он даже не знал, сознательно она всё это делала, или оно выходило само собой – и никак не мог понять, что было бы более приемлемым. Наверное, всё-таки второе, потому что думать о том, что девчонка (именно девчонка, не девушка и уж тем более не женщина - осознай, это называется, степень своей извращённости, Соколиные Глаза) чем дальше, тем чаще намеренно провоцировала его на отвратительные мысли, не хотелось.
Но она же… она же правда провоцировала. Каждую минуту, каждым своим словом, жестом, движением, запахом, улыбкой, дурацким смехом – всем.
Если Перона задумывалась о чем-то, то обязательно - нарочито? машинально? - накручивала прядь волос на палец. И губы надувала – впрочем, как раз губы она надувала по любому поводу, а иногда и вовсе без него.
Если выходила с утра из комнаты (Дракуль теперь практически сбегал на тренировки до того, как она проснётся) – то сонно хлопающая ресницами, зевающая, в съехавшей с плеча кофточке и с голым животом, какая-то такая неожиданно настоящая, что у Михока кулаки сжимались от чего-то, похожего даже на нежность.
Если подтягивала сбившийся чулок – то так медленно, что впору было взвыть (не будь Михок Михоком, он бы, наверное, так в какой-то момент и поступил), и разглаживала потом каждую складочку, и выдыхала с облегчением, выпрямляясь, и Дракуль выдыхал тоже, только тихо, едва заметно и обречённо. Естественно, даже виду не показывая, что что-то такое заметил и подумал.
Если засыпала рядом… ну, это Дракуль теперь вообще считал отдельной возможностью совершить великий подвиг и потренировать силу воли. Потому что во сне Перона, как и любой нормальный человек, совсем за себя не отвечала - и прижималась, обхватывала его руками и ногами, бормотала что-то, а он мог только лежать, закинув руки за голову и сжав зубы, чтобы не сотворить непоправимое.
Со стороны это должно было смотреться устрашающе, о да.
Он не был уверен, что его хватит надолго. Хвалёная выдержка мечника рядом с Пероной работать уже отказывалась, и иногда девчонку хотелось… ну хотя бы – заткнуть, чтобы не трещала над ухом, самым очевидным и эффективным способом. Или даже не затыкать, а просто как-нибудь вечером, когда она уже привычно притулится к нему под бок («Мне холодно», - непререкаемо заявила она, сделав это в первый раз, и он не стал возражать), притянуть сразу к себе и…
Когда эта мысль впервые пришла ему в голову, Михок решил было, что сошел с ума. Или заразился от ученика какими-то опасными флюидами – недаром же тот газетную вырезку с фотографией Мугивары только что в руках непрерывно не таскал, там тоже явно всё было очень непросто.
Но «сумасшествие» не устрашилось ни жестокой самодисциплины, ни серьёзного разговора с Ророноа (лучше бы его не было, этого разговора, Михок предпочёл бы не знать всего того, в чём Зоро, в конце концов, признался).
Сумасшествие набирало силы с каждым днём, и Дракуль уже готов был снова сбежать на архипелаг – на этот раз, в квартал удовольствий, наплевав на репутацию и статус Шичибукая, - или перебить всех Королей Моря в радиусе десятка километров от острова, чтобы отвлечься хоть на что-то, или… поддаться.
Последнее было проще всего. Иногда Михоку казалось, что вот сейчас, стоит Пероне сказать ещё одно слово, подлететь ещё на дюйм ближе, хлопнуть ресницами ещё всего раз, - как у него перемкнёт что-то в голове, и он уже не сможет остановиться. Пожалуй, рассеянно думал он, глядя, как шевелятся ее губы, она будет кричать. И вырываться – о да, если поймать её-настоящую, она будет рваться из его рук так, что придется следить, чтобы не поранилась ненароком, и хватать за руки, и не давать звать на помощь…
Перона все говорила и говорила, журчала голосом, махала ладошками перед лицом Михока, проверяя, слушает ли, а он кивал, даже не пытаясь изобразить заинтересованность, и представлял, как бы всё было, если бы.
Наверное, в первый раз она умудрится прокусить ему губу, вырвется-таки (точнее, он сам её выпустит, но ей этого знать не обязательно), окатит изумлённым и перепуганным взглядом, сбежит на другой конец замка, пропадёт на сутки-двое...
А потом он опять обнаружит ее в своей постели. И это будет значить, что она не против повторения, продолжения, что она вообще – не против.
Михоку очень хотелось верить – впервые за долгое время ему хотелось во что-то верить, чёрт побери!, - что так оно всё и будет.
Если он когда-нибудь не сможет удержаться.
*
Перона чувствует, что что-то вокруг глобально не так, но что именно, понять не может. Это загадочное что-то неслабо её смущает, ощущается затылком и иногда не дает сосредоточиться.
Нет, всё совершенно как обычно, выверенная за несколько месяцев схема, состоящая из обезьян, придурков-мечников, ужина-обеда-как-получится-если-не-сгорит и ночёвок в одной кровати с Михоком, работает по прежнему, не претерпевая сильных изменений, но что-то изменилось. Как и у любой уважающей себя женщины, да ещё и считающей себя принцессой, у Пероны есть вполне себе женская интуиция, которая последнее время взяла манеру вопить о чём-то, от чего стоит искать спасения, лучше всего в подвале. Или наоборот не стоит спасаться, надо идти навстречу. В общем, интуиция у Пероны примерно так же непостоянна, как и её тембр голоса: то туда, то сюда, и совершенно непонятно, что же в итоге делать.
Ещё Пероне очень не нравятся взгляды Михока, особенно в сочетании с необходимыми время от времени отлучками. Вернётся, и смотрит на неё пристально и до странного долго, так и хочется сделать какую-нибудь глупость или гадость. И ведь делает, да только проку особо никакого, потому что чудится, что… на неё смотрят и оценивают: нужна – не нужна.
Во всяком случае, Пероне так кажется.
Когда в первый раз от таких мыслей в животе свернулось что-то холодное, она даже удивилась, и с запозданием осознала, что ей не просто не хочется оставаться одной или уходить отсюда. Такого исхода она элементарно боится.
Лучшим лекарством от страха Перона всегда почитала наглость. Или настырность. Так что закатывать глаза и просить у кого-то наверху терпения Михоку приходится ещё чаще. Но долго и странно смотреть он всё равно не перестаёт.
Ситуация разрешается… странно.
Михок, будто соблюдая какую-то традицию, читает по вечерам в своём любимом кресле. Перона, в кои-то веки решившая размять своё собственное тело (на самом деле, она уже некоторое время почти не использует призрачную форму, потому что надобности в ней как-то особо и не возникает), стоит у мечника над душой и порывается заглянуть в книгу, черкнуть там что-нибудь заготовленным карандашом.
Всё выходит довольно глупо и совершенно случайно: Перона наклоняется пониже, свешиваясь через подлокотник, Михок как раз поворачивается, чтобы предложить ей пойти занять на время ученика и оставить в покое его самого, и так выходит, что он губами скользит по её виску.
Перона вздрагивает и отскакивает назад. Михок, разом превратившийся в изваяние, почему-то закусывает губу.
Глаза у него в этот момент… слишком. Всё слишком.
Перона, озарённая внезапной догадкой, почитает за лучшее поскорее улизнуть в самую высокую башню замка.
Ну чёрт возьми, сама же совсем недавно рассуждала о «любви и страсти», а туда же, не заметила. Не дура ли?
Глаза у Михока - точь-в-точь такие же, какие были у Абсалома, когда он смотрел на ту рыжую девушку из команды Зоро.
Что с этим делать, Перона не знает. Одно дело – отстранённо размышлять о всяком, и совсем другое – вот так вот, внезапно, понять, что это самое «долго и счастливо» ни разу не эфемерно и довольно-таки близко к реальности. Но ведь не трогал же раньше... Ну, если не считать неосознанных прижиманий к себе во сне.
Перона прижимает к горящим щекам руки. А почему бы и нет, собственно? Должна же была эта их игра в семью рано или поздно прийти к логическому завершению. И не так уж это и страшно, а, если верить тому же Абсалому, и вовсе замечательно…
Остаётся один вопрос - а чего она сама хочет от мечника?
Она хочет… Да не знает она, чего хочет! Вот с Зоро все кристально ясно: он забавно ведёт себя в Негативе, смешно размахивает мечом, если его окончательно достать, рассказывает, если настроение хорошее, о капитане, команде и путешествии, - с ним просто не скучно, и Пероне это нравится.
А с Михоком может быть и скучно, и страшно (всё-таки, силу его оценить у Пероны до сих пор так и не получается, и это жутко нервирует), и раздражать он может до невозможности… Но она всё равно никуда от него не уходит – а если и уходит, то возвращается, даже после окончательного и бесповоротного решения никогда больше эту усатую рожу не видеть.
Перона сидит в узком оконном проёме башни, свесив ноги наружу, и вслух бубнит все ругательства, какие знает. В последние месяцы, их список существенно пополнился, благодаря всё тому же Зоро…
А вот Михок никогда не ругается, вспоминается ей ну совершенно некстати. Разве что «девчонкой глупой» назовет, или просто «девочкой» - это ее-то! Страх и ужас Триллер Барка! Принцессу Негатива!
Негатив Хоррор на Дракуля, между прочим, не действует, она проверяла. Когда призраки пролетали сквозь его грудь, Михок только косился на Перону – ну когда же ты повзрослеешь, мол, брось уже свои игры.
Глупая девчонка.
Как-то это у него совсем не зло выходило, вспоминает Перона. Даже в самом начале.
- Сволочь невозмутимая, - бормочет Перона и досадливо фыркает, не услышав в собственном голосе ни капли злости.
Ну не знает она, что делать. Героини любовных романов, влюбившись, томились духом, вздыхали и вышивали подушечки, поджидая, пока их прекрасные пираты вернутся из дальних странствий.
А у Пероны чешется нос, ей холодно и хочется шоколаду, - и она, может, и мало что понимает, но даже ей понятно, что к любви все эти чувства отношения не имеют. Да и вышивать как-то не особо тянет, и пират (ни разу не прекрасный!) в дальние странствия, вроде как, пока не собирается.
Чёрт знает что. Даже сердце, которое, судя по тем же романам, должно стучать гулко и быстро-быстро, стучит…
Ну ладно – она хмурится, приложив руку к груди, - с сердцем все как раз так, как должно быть. Но в этом наверняка виновата длинная лестница, ведшая в башенку, и то, что Перона всё-таки перепугалась, когда Михок её поцеловал.
Или что он там сделал.
Губами по виску, сухо и еле ощутимо, а потом откинулся – отшатнулся – на спинку кресла и обжёг взглядом, уставился так, будто вот-вот не выдержит и набросится.
Сволочь невозмутимая? Ну уж нет, - Перона даже головой качает в такт своим мыслям. Сволочью Михок, конечно, быть не перестал, но вот насчёт невозмутимости…
А в следующую секунду, до неё неожиданно доходит.
Боже, боже-боже-боже, она же только что, впервые за все эти месяцы, смогла выбить Михока из его вечного равновесия!
Она довела Дракуля Михока!
Перона дёргается, чтобы выпрыгнуть из окна и с радостным визгом сделать в воздухе какое-нибудь двойное сальто, но вовремя вспоминает, что материальное её тело летает только вниз и головой о камни. Но даже это малоприятное осознание не может сейчас испортить ей настроения – она! Довела! Михока! Она сделала то, что не удавалось, наверное, никому и никогда!
Ну, по крайней мере, в этом столетии – уж точно.
И всего-то и было нужно, что почти дать себя поцеловать… После недолгих размышлений Перона решает, что это было, во-первых, не так уж и неприятно, а во-вторых, кого волнуют маленькие неудобства, когда речь идёт об издевательствах над Михоком?!
Она вскакивает, снова чуть не выпав из окна, оглашает остров заливистым хохотом (над лесом, хрипло каркая, поднимается стая перепуганных ворон) и сжимает кулачки в предвкушении:
- Ну держись, Соколиные Глаза!
И летит – то есть, бежит, конечно, перепрыгивая через две ступеньки и зажав подмышкой зонт, - по узкой лесенке вниз.
К Михоку.
В гостиной его уже нет, - и когда только успел смыться? - и это несколько сбивает лихорадочный энтузиазм Пероны: если Михок ушёл в подвал к Зоро, с исполнением коварнейшего из ее планов придется подождать. А ждать ей не хочется абсолютно, потому что потом на подобное безумие может банально не хватить смелости и дурости.
Но даже эта здравая мысль не мешает ей, окинув гостиную беглым взглядом, кинуться к двери, ведущей на чёрную лестницу, хлопнуть этой дверью за своей спиной, прогрохотать каблуками по очередной сотне ступенек и… с разбегу врезаться в неторопливо спускающегося вниз Дракуля.
Нормальный человек от такого столкновения рухнул бы вперёд, ну или хотя бы покачнулся. Но этот – ненормальный, он только останавливается, оборачивается и молча смотрит.
Ждёт, чего она ещё учудит.
- Ой, - только и говорит Перона, потирая ушибленный нос и отступая на шаг. Смелость и дурость куда-то резко улетучиваются, и хочется трусливо сбежать обратно вверх по лестнице. Но сердце стучит так, что, кажется, она и шагу сделать не сможет.
Поэтому она глубоко вздыхает, мысленно прощается с Морией-сама, Асбаломом, Зоро и всеми плюшевыми игрушками на свете - и встречается с Михоком взглядами.
Он смотрит на неё, и вроде бы всё, как обычно: хмурое спокойствие, усталость, равнодушие где-то там по краям радужки…
А Перона видит – ожидание. Нетерпение. Нежность, кажется, даже. В общем, кучу всяких глупостей, которых у Михока не может быть, потому что не может быть никогда. Перона от этого потока теряется мгновенно и окончательно, и стоит, уже совсем загипнотизированная, а потом, потом у неё внутри, вместо смелости и дурости, появляется что-то непонятное, но от того не менее сумасшедшее, и она просто делает шаг вперёд.
Смотрит на Михока снизу вверх (какой же он высокий, это же ужас что такое!), закидывает руки на шею, заставляя нагнуться, зажмуривается покрепче и просто прижимается губами к губам.
Михок снова цепенеет, как будто этот её поступок для него – похлеще удара грома в макушку.
Перона не знает, что делать дальше, коленки у неё дрожат, сердце сейчас точно простучит в груди дыру и запрыгает по ступенькам.
Через несколько секунд (часов! лет! вечностей!) абсолютной паники, его руки смыкаются у неё на талии.
*
Михок медленно и очень осторожно сомкнул руки у девчонки на талии, готовый в этот момент поверить в то, что у него как минимум раздвоение личности, если не шизофрения. О последнем вопила одна часть мозга, другая же умудрялась мерзко хихикать над ним самим и бурно радоваться одновременно. Совершенно некстати – чьим-то чужим, но очень знакомым голосом.
Перона продолжала прижиматься к нему губами, мелко дрожа - видимо, от наглости и смелости.
Нужно было что-то делать.
Михок почему-то боялся, что если не оттолкнёт глупого ребёнка сейчас, то остановиться уже не сможет. Да, это было бы правильно.
Поступать правильно после столь долгого вынужденного воздержания не было ни сил, ни желания (да и вообще, это ему потом казалось, что он раскладывал всё так по полочкам, а в тот момент Дракуль, наверное, и не думал ни о чём таком), поэтому Михок просто ответил на поцелуй.
Целовалась Перона из рук вон плохо, что и не удивительно. Зато приноравливалась быстро. И, как ни странно, мечнику вполне хватало разума, чтобы остаться осторожным и ни вжать девчонку в стену, ни даже сделать поцелуй слишком глубоким.
В конце концов, это оказалось похоже на глоток воздуха, но никакой глоток не был бы и вполовину так прекрасен. Романтика, чёрт бы её побрал, когда больше всего хочется – подхватить вот сейчас её на руки, отнести в спальню, а потом…
Михок отстранился первым, неспешно снял руки девушки со своей шеи и спросил, какого чёрта она творит. Перона растерялась. Видимо, она ожидала чего угодно, но не этого, а Дракул только смотрел на неё и никак не мог заставить себя выпустить из рук тонкие (как бы не сломать ненароком) запястья.
А потом она сама отскочила, скорчила до невозможности милую недовольную рожицу, с негодованием топнула и понеслась наверх. Михок молча прижался лбом к прохладному камню, пытаясь остыть. Кажется, он мог гордиться своей выдержкой. Кажется, всё в итоге буде намного проще, чем ему казалось сначала. Однако тот факт, что он явный извращенец, а Перона - сущий ребёнок, это не отменяло.
От ученика нахватался, не иначе.
Кстати об ученике, следовало всё-таки спуститься в подвал и начать урок. В бою Михоку всегда моменты думалось лучше.
*
Зоро хотел есть. Желудок возмущённо булькал и требовал мяса, хотя бы и подгоревшего. Обычно этим занималась Перона, ну или обезьяны под её чутким руководством, но сегодня своей почётной обязанностью она решила пренебречь. Более того, что совсем уже ни в какие ворота, она даже не взялась доставать Зоро после тренировки, что тоже стало уже чем-то вроде традиции. Но её не было. То есть, совсем нигде – Зоро честно искал (в конце концов, как можно плутать в замке, в котором ты живёшь уже несколько месяцев), даже заглянул в её с Михоком (вот это у Дракула нервы, с таким жить!) спальню. Самого учителя, кстати, тоже нигде не было. Как ушёл после тренировки, так и не видно. В принципе, он мог уплыть по делам, но обычно старался о таком предупреждать.
Однако есть Зоро всё равно хотелось. К ночи – совсем сильно. От этого он чувствовал себя как бы немного ближе к капитану. И всё бы ничего, на самом-то деле, но Ророноа никак не мог найти склад с продуктами.
Обезьян же есть было неэтично.
4.
Пероне ужасно обидно. Эта сволочь совершенно не вышла из себя, да что же это такое! А она ведь так старалась... Несправедливо.
И что делать дальше – опять не особо понятно. Ну, можно прикинуться, что ничего не было. Это будет слишком скучно, да и бессмысленно. Если выражаться языком Абсалома – её желают, и что-то как-то сомнительно, что она сможет помешать Михоку, если что. Да и не захочет, скорее всего. Слишком любопытно, как это.
Как хорошо, что в подвале нашёлся достаточно сухой, тёплый и незаселённый уголок, чтобы можно было спрятаться там и думать, думать, думать, пока голова не лопнет. Перона, конечно, вполне сообразительна, но в её возрасте иногда очень хочется доказать всем, что прописные истины типа «слушай своё сердце» могут неплохо опровергаться. Ну, не совсем в её, несколько раньше, но это такие мелочи. Особенно по сравнению с ужасной проблемой под названием Михок.
Можно… можно попытаться его ещё раз довести. Кажется, результат в любом случае будет одинаковым. И зачем тогда трепать себе нервы, спрашивается?
Перона снова топает ногой, на этот раз – на саму себя. Будь что будет, и чёрт с ними со всеми, главное, чтобы из дома не выгнали. И, для приличия, решает она, нужно ещё здесь посидеть и не показываться никому на глаза. Чтобы забеспокоились и осознали, как им всем там без неё плохо. Особенно Михоку. Вот.
*
Как ни странно, но мнения Дракуля с Пероной по поводу того, что показываться друг другу на глаза не стоит, совпали почти полностью.
Михок удалился сначала на одну из башен, а потом, когда приутих вечный местный ливень, вглубь острова. Ему самому были не очень понятны его мотивы, но одно было неоспоримым и совершенно отвратительным: мечник ощущал себя влюбившимся подростком. В его-то возрасте, даже смешно. И правдиво до жути.
Уравнение получалось простое: он и Перона. Рано или поздно из двух слагаемых должна была получиться сумма. И почти получилась. Михок знал, почему оттолкнул девчонку, был уверен, что она сама не понимает, что делает. Во-первых.
Во-вторых, степень его самоконтроля оказалась намного выше ожидаемого.
В-третьих, если Перона, как обычно, придёт спать к нему под бок, то самоконтроль теперь уж совершенно точно полетит к чертям.
*
Разумеется, вечно друг от друга прятаться было бы невозможно. Что забавно, вернуться к своему нормальному повседневному состоянию они решили одновременно и впервые после поцелуя встретились на кухне. Разумеется, там же был Зоро. Разумеется, никто из них не пожелал лезть в бутылку, поэтому с чистой совестью можно было сказать, что примирение состоялось. Больше всех рад был Зоро.
Разумеется.
Наверное, как кажется Пероне, у них вполне могло бы получиться восстановить то же странное состояние, что было до. Если бы Принцесса Призраков не была врождённым провокатором, то возможно. Но, конечно же, Перона не смогла промолчать и высказалась в духе того, что некоторые не только не знают, чего хотят, но ещё и не понимают самых прозрачных намёков.
Михок только подошёл близко-близко, обнял одной рукой. Провёл ладонью по щеке, назвал глупой девчонкой, а Перона молча смотрела ему в глаза и думала, что это же преступление, чтобы глаза были такие гипнотизирующие.
На этот раз сбегать никто не собирался. Дракуль подхватил её под колени и опустил на кровать, навис сверху и целовал до тех пор, пока Перона не обвила руками его шею, как тогда, в коридоре. В общем, показывал, что намёки он прекрасно понимает.
И откуда бы Пероне было знать, насколько мечник сдерживал себя. Она ведь – как кукла фарфоровая, обнимешь слишком крепко, пальцы сожмёшь сильней, чем требуется, и сломается. И дотронуться страшно, и не дотрагиваться невозможно.
У Михока большие, шершавые, горячие ладони, и воздух в комнате настолько горячий, что дышать получается только судорожно, ртом, со всхрипами-полустонами. Хотя, наверное, дело в том, что они так близко, что ближе просто некуда.
Разумеется, отстирывать простынь Перне потом приходится самостоятельно.
... На следующий день Перона решила продемонстрировать обитателям руин особую степень вредности. Обезьяны с Зоро взвыли дружным хором, а Михок только снисходительно улыбался.
Как и прежде, вывести систему по художественной нашинковке кораблей из состояния покоя казалось невозможным.
Эпилог
- Слышь, ты, королева кривых зеркал, - ворчит Зоро, стараясь говорить погромче, чтобы летящая впереди Перона обратила на него внимание, - с какой это внезапной радости я тебя должен тащить?
Перона, не оглядываясь, наугад тычет в него зонтом, не попадает и, поднявшись повыше, на случай возможной мести, отвечает:
- Ну не должна же я идти на это твоё Сабаоди своими ногами?
Зоро бормочет что-то про то, что она не до Сабаоди должна идти, а только до лодки, а ещё лучше – обратно в замок, а он уж как-нибудь сам доберётся, но Перона уже не слушает. Летит себе вперёд, напевая что-то и ёжась в лёгком платье под мерзкой моросью.
- Ведьма, - резюмирует Зоро и поудобнее устраивает её безвольное тело на своём плече.
На Сабаоди его, может быть, уже ждёт другая ведьма. Даже две – одна рыжая, другая умная. А ещё олень, лжец, мертвец, киборг, кретинский кок… И Луффи.
У Зоро просто нет времени на споры.
Погода, конечно, для всяких там прощаний и расставаний подходит идеально. Но нормально попрощаться с Михоком у Зоро всё равно не получилось - он только поклонился, стукнувшись лбом о пол, и рявкнул «Спасибо, учитель!» на весь замок, а Михок посмотрел поверх газеты и молча кивнул, - обезьянам хватило простого взмаха рукой, с Пероной же до прощания, увы, ещё далеко… Но на долгие слезливые разговоры с пафосными клятвами под пасмурным небом у Зоро времени тоже нет, так что он даже рад.
Два года подходят к концу, и это прекрасно.
Медведь, плюшевая игрушка, самой же Пероной и сшитая, со смачным шлепком падает в грязь.
- Что ты творишь?! – тут же возмущается мгновенно подлетевшая Перона. - Ничего нельзя доверить! Ты что, не можешь быть аккуратнее?!
Зоро пожимает плечами, поднимает медведя за плюшевую ногу и критически осматривает. Игрушку очень хочется выкинуть. Но выслушивать истерику, на которые ведьма большая мастерица, ему совершенно не улыбается. Ещё Зоро хочет, наконец, побыстрее на Сабаоди. За два года он, кажется, успел соскучиться даже по рыжей ведьме.
Перона продолжает фоново возмущаться, но без особого энтузиазма – ей не хочется, чтобы мечник совершенно случайно уронил в грязь ещё и ей тело. Ещё ей жалко подаренного Михоком платья, красивое ведь.
Лодка, ради приличия даже не похожая на гроб, мягко качается на привязи. Плыть на такой посудине кажется самоубийством, но, с другой стороны, гроб Михока выглядит не более надёжным.
Впрочем, Зоро бы и в гробу доплыл, невелика сложность.
- Сколько нам плыть? – спрашивает он, осторожно (ну а вдруг Михок наблюдает из окна замка) перенося тело Пероны через борт. Перона-призрачная, зависшая над его плечом, всё-таки опускает зонтик на его голову:
- Ты что, не слушал Михока?! Он же тебе трижды объяснил, и по карте показал всё!
Карты, карты… а что карты? Картинки и есть.
Зоро картография всегда казалась чем-то вроде астрологии – вроде и слова умные, и учёных людей пруд пруди, а такая бесполезная ересь, в результате… Лично ему карты без надобности. Ну, точнее, он и с ними вечно забредает куда-то не туда – совершенно случайно, естественно. Но это неважно.
- Я решил, что за курс будешь отвечать ты, - говорит он вслух. Почему-то ему кажется, что заявление насчёт карт Перону не слишком убедит. – И Этернал Пос у тебя, и всё такое… Работай, короче.
Перона недовольно косится на синий шарик на своём запястье. Несколько минут назад Михок сам застегнул на руке её-живой кожаный браслет, а потом в последний раз прижал Перону к себе – и отпустил.
В конце концов, это же Дракуль и предложил, чтобы она проводила Зоро до Сабаоди («Иначе, - объяснил он тихо, чтобы только Перона слышала, - в команде Короля Пиратов точно не окажется мечника»).
- Тоже мне, решатель нашёлся, - бормочет она. – Греби давай!
И Зоро берётся за вёсла.
Грести оказывается раза в два легче, чем когда они впервые отчаливали с капитаном от берега небольшого острова в Ист Блю. Перона-призрак висит над носом судёнышка, следя за курсом, а потом, разумеется, начинает командовать:
- Греби правее… это, чтоб тебя, было лево!
И так всю дорогу. Ведьма.
К вечеру даже у Зоро начинают отваливаться руки, а на их пути всё нет никакого приличного для ночёвки острова. У лодочки нет якоря, и, если лечь спать так, её отнесёт течением. Это понимает даже Зоро.
Земля на горизонте появляется только к рассвету, и Зоро дрыхнет под каким-то деревом до обеда. Будит его упавший на голову кокос. Вероятно, без девчонки-призрака опять не обошлось. Она, конечно, уже вполне себе молодая женщина, но характер у неё изменился не сильно, да и привык Зоро думать о ней как о вздорной пигалице.
По правде говоря, Перона и не спешит его разубеждать. За первым кокосом следует второй, и жуткий пират Ророноа Зоро, на равных сражавшийся с Сильнейшим В Мире Мечником, позорно сбегает из-под дерева к воде - умываться. «Молодая женщина» чарующе (уши у Зоро не закладывает только потому, что он давно привык) хохочет ему вслед, свесившись с ветки.
А потом они плывут дальше, дальше и ещё дальше. В какой-то момент, даже Перона перестаёт оглядываться назад - туда, где её ждёт Михок. По ощущениям Зоро, минуты-часы-дни плавания сливаются в одно серое нечто, в котором почти ничего, кроме редких стоянок, редких же сражений с Морскими Королями и - уже совсем не редких - перепалок с Пероной, не происходит.
Ну и, конечно, она не предупреждает его заранее о том, что до Сабаоди осталось совсем недолго, и Зоро чуть не топит оба весла, завидев на горизонте отвратительно знакомый округлый абрис архипелага. Перона, клюющая носом на корме (она уже давно не покидает тела, потому что без души оно так и норовит свалиться в воду), аж подскакивает от его матерного вопля.
Смысл вопля простой: «Наконец-то, чёрт возьми!».
Наконец-то.
@темы: каваимся и этосамое, и даже гет!, celebration, Ван Пис!, Эфрааай (ачилавектрава!), Z+L, фанфикшн
-
-
01.05.2015 в 23:09недаром же тот газетную вырезку с фотографией Мугивары только что в руках непрерывно не таскал, там тоже явно всё было очень непросто. Но «сумасшествие» не устрашилось ни жестокой самодисциплины, ни серьёзного разговора с Ророноа (лучше бы его не было, этого разговора, Михок предпочёл бы не знать всего того, в чём Зоро, в конце концов, признался).
текст прекрасен, прям ваще-ваще
-
-
02.05.2015 в 23:34Спасибон! **